К сему полагаю необходимым приложить упоминание и мое видение событий, описанных в Библии, а именно — разумею Esther[216], каковая повествует о вещах, для божественного предания странных и туманных, однако приобретающих свет и ясность, ежели взглянуть на них иначе. Как известно, в оной Книге поведано о том, как персияне, притесненные и ущемленные на собственной земле иудейскими дельцами, соблазнили царя своего Ксеркса дать им дозволение на избиение еврейских пришельцев, и известно также, что Эсфирь, царица, хитростью выманила у супруга своего благословение на обратное деяние. Известно, что иудеи, снабженные царским одобрением, перебили в те дни многие тысячи человек из величайших персидских родов. Однако не известно следующее, что становится вероятным при тщательном рассмотрении сей истории. Первое. Эсфирь, по-гречески, есть Эстер, что на языке иудеев, что римлян; и сие есть, как было мною уже упомянуто, произношение имени Иштар или Ашторет, или же Астарта. Второе. Брат же ее, способствующий и помогающий всему свершившемуся, звался Мардохей, что и есть инакое Мардук, супруг сей богини. (Думаю, верно будет вывести, что предание было лишь подведено к всеобще известному толкованию иудейскими хронистами — быть может, ради вселения в народы страха перед племенем, каковое долгие поколения пребывало в рабстве и позабыло уже само времена, каковые ознаменовывались победами оружия его и трепетом врагов. Тех, рассудили их мудрецы, кто избил безнаказанно стольких многих, станут трепетать и опасаться. Но сие не суть важно и в обсуждаемом случае неинтересно). Третье. Никакие правители, сколь угодно подвластные своим женам, не сумели и не возжелали бы дать свое благословение на убийство тысяч своих единоплеменников в угоду и защиту инородцев, как бы ни была велика известная зависимость от их деятельности, и в случае крайностей поступают с ними так, как французский король поступил с рыцарями Храма, да смилуется Господь над душами всех их. Итог сказанного таков. Первое: сестра и брат Эстер и Мардук есть не иначе как жрец и жрица культа сих божеств, состоящие явно в кровосмесительной связи, обычной для их культа, и сие не пробуждает удивление, ибо зачастую служители оставляли свои имена, обретенные при рождении, и нарекали себя именами своих кумиров. Второе. Ничего необыкновенного нет также и в том, что некто из персиянской знати внушил правителю мысль о избиении культистов, каковые могли вызывать нарекания у прочих подданных чем угодно, вплоть до излишнего рвения в жертвованиях, до каковых, кровавых и извращенных, боги сии весьма большие охотники, в особенности же собственно Ашторет. И третье. В таком свете нет и ничего невозможного в том, что жрица, будучи супругой правителя (наложницей, любовницей или кем еще, что не имеет значимости), сумела обратить его мысли вспять и заполучить от него противное прежнему распоряжение, ибо, как ведомо даже самому необученному хронисту и исследователю, жреческое сословие, явно или неявно, имело влияние на царей всегда, неизменно и крепко. И, как мы видим на примере нашего служителя и обвиненной, таковые жрицы имеют в особенности на мужчин воздействие и иного порядка, и Бог весть, что учинил бы оный служитель, ежели б совершённое над его душою не было пресечено вовремя и не оказался бы разум его в силах хоть вмале противиться сим чарам, на каковой факт рекомендую обратить внимание особо, как и на то, что упоминаемый выше Мельхиор был обманут им, хотя и обладал властью видеть мысли и чувствования людские.
