Стезя смерти

— Да, — произнес Рицлер так истово, что стало ясно: не лжет. — А после, когда я как-то раз перечитал все заглавия — я тогда испугался. Я уже видел, что все сверх меры нешуточно для простого увлечения теологией… ну, ведь знаете, случается… Но тогда я решил, что уже поздно, что я упустил момент, когда смогу лишь донести, оставшись в стороне; тогда я подумал, что именно это мне и придется объяснять — почему я молчал так долго! Я подумал, что, если он что-то затевает, если он замешан в чем-то преступном, если он… то и меня вместе с ним, как соучастника…

— Соучастника — в чем, Отто?

Парень захлопнул рот, судорожно царапнув ногтем палец, и снова закусил губу, отозвавшись не сразу и едва-едва различимо:

— Я не знаю… я ничего не сделал…

— Правило номер один, — предостерег Курт, и тот сжался, по-прежнему не поднимая глаз. — Теперь что касается «не знаю»; ты лжешь. Всего лишь мгновение назад ты говорил мне правду, я это видел, а теперь, Отто, ты снова пытаешься меня обмануть. Зачем? Значит, тебе есть что скрывать?

— Нет! Я ничего… — переписчик осекся, конвульсивно, рывком утерев слезы и оставив на щеке еще одну серо-красную полосу. — Я правда не знаю, что он мог сделать, зачем ему это, я ничего не знаю!

— Неправда, — мягко возразил Курт. — Может статься, ты и в самом деле не знаешь со всей верностью, что именно стоит за всеми этими странностями, однако, убежден, у тебя есть подозрения или догадки; в любом случае, ты что-то стремишься от меня скрыть. Если так будет и впредь… Отто, я просто не знаю, как мы с тобой будем говорить дальше. А ты — знаешь, что дальше будет, если твои ответы так и останутся столь уклончивыми?

— Знаю, — не сразу отозвался Рицлер, закрыв глаза и опустив голову еще ниже.

— Тебе ведь этого не хочется, как я понимаю. Знаешь, я не буду тебе говорить сейчас, что желаю тебе добра; ты мне не поверишь, и правильно — это неправда. Но и зла я тебе не желаю тоже — вот это правда. Я не хочу переступать порога другой комнаты в этом подвале, никакого удовольствия мне это не доставит, а главное, Отто, — для тебя главное, — что тебе это понравится еще меньше. Так давай мы не будем доводить до крайностей, и все закончится просто разговором; неприятным, понимаю, тяжелым, но — всего лишь разговором. Итак, ответь мне теперь: что происходило с Филиппом Шлагом? Что он говорил? Что ты смог понять из разговоров с ним?

— Ничего он не говорил, — ответил Рицлер, на миг вскинув к нему взгляд и снова опустив, — я спросил, к чему все это, он ничего не сказал, просто ответил, что это меня не касается… Поверьте, это правда.

— Даже старый и ничем не интересующийся библиотекарь заметил, что вы часто общаетесь, что ваши разговоры отнюдь не ограничиваются одним-двумя словами, и это все, что ты можешь мне сказать? Вы говорили подолгу, так значит, было что-то еще. Что?

— Я пытался отказаться и дальше вмешиваться в его дела… Я каждый раз говорил ему, что мне это не нужно, я обещал ему ничего никому не говорить, лишь бы он оставил меня в покое со своими тайнами, а он — он предлагал все больше денег, и в конце концов он стал запугивать…

— Чем?

— Он сказал — я сам должен понимать, что я во всем этом с ним увяз по шею, и теперь… Сказал, что потянет и меня за собой… сказал…

— Да? — нарушил Курт вновь возникшее молчание, и переписчик произнес нехотя, едва шевеля губами:

— Сказал «я один гореть не стану»…

— Вот даже как, — снова едва сдержав порыв переглянуться с Ланцем, произнес он; стало быть, все настолько серьезно?.. — Ответь мне теперь вот на что, Отто: он спрашивал у тебя, как найти именно эти книги, или же они к нему попадали как-то иначе?

— По-всякому, — вяло пожал плечами Рицлер. — В первый раз… я запомнил, потому что уж слишком это было необычно для него… В первый раз он попросил найти «Аd ritus sacros spectans», и тогда мне показалось — он вообще сомневается, что ищет что-то существующее, будто просто услышал где-то, что есть такая книга, но сам не уверен.

— Id est — он искал то, что кто-то посоветовал ему найти?

— Не знаю, — возразил Рицлер, — этого я вам не говорил, это просто мои подозрения, ничем не обоснованные, мне могло лишь показаться.

— Ничего, Отто, — успокаивающе произнес Курт. — Ведь я и просил тебя говорить мне не только о том, что знаешь точно, но и о своих подозрениях тоже. Все правильно. Рассказывай дальше.

— Дальше… — повторил переписчик с прерывистым вздохом. — Однажды он уплатил мне просто за то, что я дозволил ему самому порыться в книгах. Я тогда заподозрил, что он просто хочет… понимаете, что-то вынести… я частенько ловил таких…

— Это мне не интересно, — подбодрил его Курт, когда, побелев, Рицлер запнулся. — Это дело университета; продолжай.

— Да… Но он сказал, что я, если хочу, могу стоять подле него и наблюдать…

— И какие книги он тогда нашел?

— Не знаю. Это правда, я не знаю! Он просто раскрывал их, пролистывал, кое-какие читал — страницу-две, с кое-какими мешкал дольше, но все становил обратно, ничего не заказывая…