Стиг Ларссон: человек, который играл с огнем

Текла Бострём расплакалась от облегчения. Через час им со Стигом позволили увидеть Северина, лежащего на больничной койке. Он тяжело дышал и мало напоминал человека, еще вчера весело гонявшегося за Стигом по маленькому домику в Моглидене. Его глаза казались пустыми, он, похоже, с трудом понимал, кто такие Текла и Стиг. Бабушка взяла мужа за руку и начала утешать, уверяя, что все будет хорошо.

Четыре дня спустя врач решил, что Северин достаточно окреп, чтобы вернуться домой. Ему разрешались лишь короткие прогулки тихим шагом, запрещены были физические нагрузки, предписано регулярно принимать лекарства. Через три недели он мог бы опять начать понемногу работать.

Третий инфаркт случился утром за четыре дня до Рождества. Заглянув на кухню, где лежал Северин, спросить, не хочет ли он сэндвич на завтрак, Текла обнаружила его уже мертвым. Она замерла и онемела – с метлой в руке. Стиг почувствовал, что что-то произошло, и прибежал из комнаты с верхнего этажа. Увидев сцену в кухне, он бросился к парадной двери и стал звать на помощь. На крик мальчика прибежал сосед, разгребавший лопатой снег.

Северин лежал со скрещенными на груди руками и закрытыми глазами, а Текла неистово мела пол на кухне. Стиг яростно бил деда по ноге и громко ругал, что тот его покинул, не обсудив сперва этого с ним. Они с Теклой ощущали пустоту в душе, которую оставил по себе Северин. Через пару часов за мальчиком приехали Эрланд и Вивианне. Но годы, проведенные в Моглидене, наложили отпечаток на всю дальнейшую жизнь Стига.

Кафе

Увлеченность борьбой против правого экстремизма по-разному проявляла себя в жизни Стига, без перерывов со времени смерти деда. Однако только в последние несколько лет он начал находить подход к этой проблеме. Рассказы Северина о Второй мировой войне и послевоенных годах пробудили интерес Стига. Он задавался вопросом, почему его дед пострадал из-за того, что в нем подозревали коммуниста, а сторонники нацистов продолжали спокойно работать в нейтральной Швеции. Стиг был еще ребенком, когда стал понимать, как несправедливо обошлись с его дедом. Может быть, желание отомстить за раннюю смерть деда в пятьдесят шесть лет так подействовало на Стига. В любом случае он намеревался посвятить всю жизнь борьбе с несправедливостью и нетерпимостью, особенно в форме фашизма, расизма и сексизма.

Но множество задач, занимавших Стига разом, отнимали уйму времени. Он выслеживал ультраправых, открыл журнал, писал книги. И кроме того, вел расследование убийства Пальме. На некоторые другие увлечения и на отношения с Эвой времени уже не хватало. Ему всегда нужны были еще одна чашка кофе или еще одна сигарета, чтобы поддержать тонус. Ни минуты, чтобы расслабиться или заняться гимнастическими упражнениями.

Он стал набирать вес, здоровье пошатнулось. И это напоминало Стигу о том, что и ему отпущено ограниченное число лет, как и деду. Столько всего оставалось несделанным! Иногда я чувствовал, что мне поручили работу огромной важности – вдохнуть жизнь в кипы старых документов, в надежде, что там проблеснет необходимый намек на разгадку.

Работа немалая. Тем утром в «Кафе Нюберга» я бегло, хотя и вежливо поприветствовал остальных посетителей и погрузился в чтение отсканированных бумаг Стига. На тот момент я уже несколько раз просмотрел все, что у меня было в электронном виде.

Я постепенно переносился в восьмидесятые, эпоху до мобильных телефонов, когда в Швеции было всего два общественных телеканала, всего пять политических партий в парламенте, а холодная война медленно шла к концу. Интерьер «Кафе Нюберга» создавал подходящую атмосферу, поскольку здесь очень мало что переменилось с шестидесятых годов.

Чем больше я читал, тем более явными представали связи и пересечения, которые видел и Стиг. Группировки правых экстремистов напоминали сегодняшние – с разной степенью расизма, фашизма и национализма. Уже тогда их всех объединяла враждебность по отношению к иммигрантам.

Небольшая группа шведских ультраправых в 1980-х годах утверждала, что главным образом их мотивировало нечто иное, нежели ксенофобия. Они противостояли коммунизму, посчитав, что лучше бороться с ним, чем стать его жертвами, и выступали заодно с западным миром в холодной войне. Иногда приемлемые воззрения переходили в расистские, антисемитские или фашистские. Этих людей делало экстремистами то, что они готовы были прибегнуть к методам, не относящимся к легальным и демократическим. Методам, которые не исключали насилия.

Группа, которая открыто противостояла иностранцам, была более агрессивной и потому более заметной. Из архива я понял, что году в 1986-м менее заметная группировка интересовала Стига по крайней мере не меньше, чем другая. Возможно, менее агрессивные правые присутствовали в шведских государственных учреждениях, где властный ресурс в их руках мог принести много вреда.