Стиг Ларссон: человек, который играл с огнем

Я развернул машину. Было бы жаль уехать, не поговорив с Джио о квартире на Норр Мэларстранд, 24, об их совместной с Альфом жизни на протяжении двадцати пяти лет. Мое любопытство было тем сильнее, что она могла сказать что-то о том, какое отношение Альф имел к убийству Пальме. Поэтому я вернулся с куском колбасы, которую купил в соседней деревушке Глава, бросил его из машины, убедился, что пес его увидел, и подъехал как можно ближе к входу. Когда я вышел и постучал в дверь, собака поглощала колбасу, не проявляя ко мне абсолютно никакого интереса.

– Привет, это Ян, вы Джио?

– Я ожидала вас…

Джио не была крупной, но подавляла властностью. Я знал, что ей семьдесят пять, но ее глаза говорили о такой энергичности, словно ей было лет на двадцать меньше, хотя в них и читалась печаль. Она не уложила волосы и была одета в удобную домашнюю одежду, не предназначенную для позирования.

– Правда? И не видели меня перед домом час назад?

– А, так это были вы? Я часто сижу в передней комнате у окна и читаю. Подумала, что это кто-то из тех, кому захотелось взглянуть на дом. Ну что ж, теперь вы все равно здесь.

Джио пропустила меня в переднюю, небольшую для поместья, но в ней все же нашлось место для монументальной лестницы на второй этаж и настенных панно.

– Хотите кофе, может быть, сэндвич?

Я охотно согласился. Мы уселись на кухне. Я рассказал о плане книги, о своем интересе к квартире в доме 24 на Норр Мэларстранд.

– Через пару лет после нашей встречей мы с Альфом нашли квартиру в Стокгольме, но нам хотелось жить в таком месте, где можно было бы спрятаться ото всех, поэтому отыскали еще и это поместье. Альф тогда, в отличие от меня, был помешан на политике.

– В каком смысле – помешан?

– В семидесятые он стал участвовать в избирательных кампаниях и ездить по всей стране. Ему хотелось, чтобы люди приходили посмотреть на меня, знаменитую актрису; я должна была читать им стихи. А меня политика никогда не интересовала. Откуда у меня на нее время? У нас было пять лошадей, восемь овец, потом дети рождались один за другим, четыре ребенка. Он меня использовал. В какой-то степени он вынудил меня участвовать в его политических затеях.

Джио рассказывала быстро. По-видимому, она много думала над всем этим, но ни с кем не делилась. Но вдруг запнулась.

– Я никому не говорила об этом и не знаю, стоит ли…

– Иногда важно выговориться.

– Но я никогда не вмешивалась в политические дела… Альфу хотелось оставить след в истории. Прямо навязчивая идея. Из-за нее у Альфа и начались проблемы с психикой.

– А когда они начались?

– Мне кажется, его состояние ухудшалось постепенно. Он же потерял двух дочерей при крушении самолета, и, возможно, сам ударился головой. А потом произошло убийство Пальме… вот тогда стало плохо.

– А что насчет убийства Пальме?

– Обстановка стала очень неприятной. Мальчики тогда ходили во французскую школу в Стокгольме, а сразу после убийства он привез их сюда. Из-за его паранойи они не могли учиться. Мне было тяжело, очень тяжело. Потом он стал агрессивным, приезжала полиция и все такое. Ужасно. Он меня бил. Стал очень агрессивным, швырял мебель и всякие другие предметы.

– Звучит действительно ужасно.

– В конце концов он повез нас, меня и мальчиков, на свадьбу нашей дочери. Предполагалось, что мы отпразднуем свадьбу здесь, в поместье, но шла избирательная кампания, пришлось поменять место. Потом опять появилась полиция со спецназом, его арестовали за хранение оружия и все остальное…

– Но это было уже позже?

– Через двенадцать лет после убийства Пальме. Когда мы с Альфом познакомились, он говорил только о Пальме и Ингмаре Бергмане. Это были его кумиры.

– И Пальме тоже?

– Да, тоже, но потом он резко изменил взгляды. Его все более и более затягивала политика, он переходил из одной партии в другую, пока не создал Социал-демократическую оппозицию и не поставил все на борьбу с Пальме.

– И вы ничего не могли с этим поделать?

– Сначала я думала, что смогу. Мы оба были похожи на раненых птиц. Все мои близкие умерли. Мой муж Лоренс и мои дети погибли, умер мой отец. Альф сказал: «Тебе нужны дети», – и мы купили это замечательное поместье, завели детей, но все пошло не так.

– Когда вы почувствовали, что все пошло не так?

– Очень рано. У него очень раздражительный характер. Его сыну Ульфу часто доставалось.

– Ульф – это сын, который вместе с матерью ждал Альфа и сестер, когда упал самолет?

– Да. Он жил с нами, и Альф его бил. А когда вмешалась служба защиты детей и забрала Ульфа, Альфу взбрело в голову, что организовал это сам Пальме.

Она помолчала.

– Потом дети подросли, у них появились собственные взгляды, мы попали в совсем уже трудное положение. В итоге в 1998 году мы с Альфом расстались; я переехала в Стокгольм, к матери, и встретила Ларса-Эрика Тунхольма, старого банковского управленца, который был другом семьи.

– Ларс-Эрик Тунхольм? А это не он работал на валленберговскую группу Skandinaviska Enskilda Banken и «Бофорс»?

– Да, но он к тому времени, как мы сблизились, уже вышел на пенсию.