Стиглеры- Новое поколение миротворцев

— Недалеко от торговой площади, — сказала она, когда Гафф взял странную для него штуку в руки.

— Это что, волчьи глаза? — с долей изрядного скептицизма поинтересовался он.

— Что-то вроде.

Гафф с подозрением посмотрел на девушку, затем на непонятный прибор. Некоторое время он пытался заставить себя воспользоваться колдовской, как ему казалось, штукой, а потом стыдливо протянул ее обратно.

— Знаешь, я как-то привык обходиться своими, — произнес Гафф, оправдываясь.

В другой ситуации Рафи бы это позабавило, но сейчас она была слишком поглощена преследованием, чтобы веселиться. И как-то сами собой ее губы произнесли:

— Надо подобраться поближе, они слишком далеко от нас.

— Я бы не стал покидать смотровую башню, — возразил Гафф. — Здесь мы в безопасности и обзор хороший. Не выпуская этих тварей из виду, мы можем спокойно дождаться утра.

— Я не хочу ждать! — Рафи взяла из рук Гаффа прибор ночного видения и повесила его на плечо. — Я не хочу дарить им ни одного лишнего мгновения жизни! Ты идешь со мной?

— Куда уж без меня, — недовольно пробурчал Гафф, — конечно, иду.

«Эта девушка, без сомнения, имеет на меня огромное влияние», — подумал он, с тревогой посмотрев на исчезающие в ночной мгле хрупкие женские плечи.

Они о чем-то разговаривали и, кажется, спорили. Рафи слышала лишь обрывки фраз, но что-то мешало ей подойти ближе. Почему-то она медлила с наступлением решающего момента ее мести, словно сработали запоздалые тормоза. Или в этом виновато непонятное предчувствие, будто должно произойти нечто страшное и непоправимое? Рафи не стала гадать. Не желая показать Гаффу свою нерешительность в последний момент, она взяла в руки излучатель и быстро, с профессиональной ловкостью укрепила на нем прибор ночного видения. Гафф молчал, но Рафи знала мысленно он осуждает задуманное ею убийство. И именно сейчас это осуждение больно задело ее душу, посеяв, семя сомнений. Но отступать было поздно.

Первым в перекрестие прицела попал Везавий. Оптика настолько приблизила его, что сделала почти осязаемым. Везавий повернулся лицом к старику и что-то быстро сказал. При этом его подбородок так нервно затрясся, что Рафи невольно опустила излучатель на землю.

— Нет, сперва другой, — тихо прошептала она и медленно перевела прицел на вторую фигуру. Пальцы привычно легли на спусковой механизм и замерли в ожидании последней команды. А сердце, словно противясь холодному рассудку, неестественно быстро забилось в груди.

Что-то тут было не так. Старик медленно, каким-то на удивление знакомым движением доставал из-за спины меч. Рафи не видела его лица, но заметила, как упал на колени Везавий, подставляя под удар свою голову. Происходило нечто уж вовсе несуразное. Рафи все еще держала старика на прицеле, когда он, подняв вверх меч, вдруг резко отвернулся в сторону, явно для того, чтобы не видеть творимого. И когда, пересиливая боль, закрылись его глаза, словно удар молнии поразил ошарашенную мстительницу. Излучатель выпал из задрожавших рук, и самые невероятные мысли вихрем закружились у нее в голове. И только губы почти беззвучно повторяли:

— Лад… Лад… Лад…

Это был, вне всякого сомнения, Лад. Старик Эгей — Лад! Точно такое у него было лицо, когда ему сообщили, что он подписал смертный приговор собственному брату. Та боль на его лице навсегда запечатлелась в памяти Рафи. Вот и теперь то же лицо, та же боль, добавились лишь несуразные старческие морщины.

Какое-то время Рафи еще ошеломленно пыталась разобраться в том, что произошло, а затем вдруг вскочила на ноги и побежала. Не мучаясь больше вопросом, откуда и почему, не вникая в суть. Она бежала вперед, не разбирая дороги, не замечая бросившуюся на нее волчицу, и того, как пронзила зверя меткая стрела Гаффа, желая только одного — наслаждаться вновь обретенным счастьем, пить из этого живительного источника и забыть обо всем на свете. Ветер свистел в ушах от быстрого бега, а в голове росла и крепла единственная мысль: «Он жив, жив! Он мой, навсегда!!!»

Но на том месте, где еще совсем недавно стояли Везавий и Лад, уже никого не было. В растерянности остановившись, Рафи с надеждой стала озираться по сторонам. От нервного перенапряжения ее тело дрожало, как в лихорадке, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, пытаясь разглядеть что-либо в ночной мгле. Еще долгое время Рафи не хотела поверить в очевидное. А когда последняя надежда покинула ее, она, полностью опустошенная, опустилась на землю и, содрогаясь всем телом, в жуткой всепоглощающей истерике громко разрыдалась. Рафи плакала, всецело отдавшись своему горю, со всей ясностью осознав вдруг, что Лад исчез, что он больше никогда не вернется и что того счастья, о котором она так мечтала, никогда-никогда не будет.

Гафф подошел тихо и, подсев к Рафи, с истинно отцовской нежностью прижал ее к своей груди. Он отрешенно перебирал в руке нежные шелковистые волосы и что-то бесконечно успокаивающе шептал так, словно делал это уже десятки, сотни раз.

***