Стихея

Если ты не ведьма… От этой фразы Мари тихо вздохнула. Куда она попала?

Джорджи отвлеклась на идущего вдалеке парня. У них были похожие прически, а ещё он был похож на настоящую фотомодель. Джорджи ему помахала, но он лишь скользнул по ней равнодушным взглядом. Она поджала губы и тут же старательно улыбнулась, но боль в глазах скрыть не удалось.

– Мне надо бежать. Еще кипу листовок раздавать. Не забудь – в полночь! – Джорджи сделала шаг, однако замерла и завистливым взглядом окинула волосы Мари. – Не могу не спросить: они у тебя наращенные или родители постарались?

Мари привычным жестом пропустила густые искрящиеся солнцем волосы между пальцами. Они как всегда были распущены и тяжелым полотном закрывали спину до самой талии. Стоило ей собрать их в хвост или косу, как она чувствовала себя голой.

– Мама, – прошептала Мари, из последних сил сдерживая тоску в голосе. И не только волосы… Вся она походила на маму.

– Круто, – кивнула Джорджи и почти бегом спустилась с пригорка к распахнутым воротам, за которыми заканчивалась территория замка и после гравийной парковки начинался городок. Кажется, именно в ту сторону шел парень с обложки журнала.

Мама…

Почти полгода прошло с тех пор, как она исчезла, а в груди до сих пор жгло. Вместо сердца – дыра. Вместо слез – песок в глазах. Время идёт, а мамы все нет. И уже не будет…

Мари тряхнула головой, прогоняя мысли, от которых живот скручивало и кололо в сердце. В последний раз посмотрела на помост с чучелом ведьмы и запихнула листовку в задний карман джинсов. Целых восемнадцать лет ей удавалось скрывать свое происхождение. Прожить четыре года среди ведьмоненавистников – что может быть проще?

Мари подхватила ручку чемодана и подошла к высоким арочным дверям. Центральный вход в главный колледж Вэйланда. Здесь ей предстояло жить и, судя по расписанию, здесь же вели такие модули, как история и искусство. А вот остальные предметы преподавали в филиале, который еще называли современным отражением замка. Да, Мари здесь понравится. Должно понравиться. В конце концов, это был единственный университет, который согласился оплатить отец. А без него ей светило бы будущее официантки в той же забегаловке, где мама работала поваром. Мама…

Мари снова глубоко вздохнула и толкнула тяжелые двери. Они на удивление легко распахнулись, наверняка оснащенные пневматикой. Мари попала в фойе или холл. Как называются подобные комнаты в средневековых замках она понятия не имела, но прямо перед ней открывался вид на широкую каменную лестницу, а прямоугольная комната, в которой Мари очутилась, больше напоминала музейный зал.

– О, Дьявол меня забери!

На стенах – раньше они явно были каменными, но теперь прятались под бордовыми обоями – висели различные репродукции картин. Мари даже боялась посмотреть на них пристальнее, потому что иначе она простояла бы перед ними до глубокой ночи. Студенты, как пчелы, сновали по лестнице, заседали с книгами в укромных нишах. Из каждого уголка доносились то декламация стихов Блейка, то жаркие споры на философские темы из разряда: что первично – дух или тело?

Их голоса, сливающиеся в монотонный шум, давили на Мари, как бы намекая: ты лишняя. Перед глазами засверкали искры, и в гости пришла знакомая мигрень, как всегда не вовремя. А значит скоро Мари явится слово.

Мама называла ее способность видеть слова даром, и требовала, чтобы Мари училась им пользоваться. Мария же считала это обузой, потому что слова, а иногда целые фразы, казались полной несуразицей, которые ничего, кроме головной боли и мушек перед глазами, ей не давали. Никакие обезболивающие и медитации не могли унять мигрень. В детстве Мари могла часами плакать в подушку от боли. Но со временем она нашла способ облегчить свой проклятый «дар» – скетчбук и карандаш. Зарисовывая слово, Мари чувствовала, как волна обезболивания охлаждала ее беспокойный разум.

Мари прошла в центр зала, пытаясь сообразить, в какой стороне находится ее комната, и сердце сделало кувырок. Затем пропустило удар и словно упало вниз живота, когда Мари заметила его.

По лестнице спускался парень. Его черные волосы вились, а из-за доброжелательной улыбки проступали ямочки на щеках. Поверх белой рубашки на плечах был завязан джемпер в синий ромб. Настоящий студент-англичанин. Он шел вальяжной походкой, а правая рука была небрежно засунута в карман брюк. Туфли были начищены до блеска.

Мари никогда раньше не реагировала на парней вот так – застыв, как вкопанная, забыв про кислород, и про то, что наверняка выглядит полной дурой. Но одна ее часть жаждала подойти к незнакомцу и прикоснуться хотя бы к его руке, а вторая – тянула обратно в Лондон. И ни одна не могла победить, они были равны. Мари разрывало пополам, но она могла лишь стоять на месте и беззвучно открывать и закрывать рот.