Стихи

По Горноуральской линии
Громыхает лесами поезд,
Пугая зверье, птиц.
  Собака охотничья поиск
Замедлила, ждет,
  Пока поезд не стихнет.
Пара куниц
  Залезла в дупло –
Там не опасно, тепло.
  Рябчик с поляны
Поднялся на ветвь,
  Дикий козел
Дико смотрит с горы
  На поезд. Шаром медведь
Скатился в ров,
  Забыв про бродячих коров.
Белка зажала
  Кедровую шишку
И замерла,
  Поднявшись на вышку
Кедра: белку пугает свисток.
  Перестал жевать лось:
Громыханье колес
  По таежной глуши
Гулким эхом неслось.
  Не дыши:
Цепь бегущих вагонов
  Страшнее драконов.
Даже охотник, и тот
Кисть рябины
Засунул в черемный рот
  И слушает: поезд гудит
В тишине, стучит железом,
Пробирается лесом
К станции,
  Где среди шахт-могил,
В горном дыму
  Проживает демидовский
Нижний Тагил,
  Старинный завод.
И вот
  Станция.
  Платформа в копоти,
  Пассажиры в копоти.
Поезд устал,
  Стал,
  Ал
От заката,
  От грузной запряжки
  Пыхтел недаром.
Встречают:
  Начальник в красной фуражке
И серый жандарм.
Суета.
  Беготня.
Кипяток.
Буфет.
  Толкотня.
  Свисток.
Это встречный товарный.
  Тут вообще поездов,
Паровозов, вагонов –
  Узел угарный.
Депо мастерских,
Товарная станция,
  Склады железа,
  Всякая всячь,
Какая станется, –
Словом,
  Я тут и служил
    На товарной станции
    Таксировщиком.
  Работали все
    С шести утра
    До шести вечера, –
  Двенадцать часов
  У железных весов.
Жизнь немудра –
Сказать нечего –
  Работай, не болей –
    Получай двадцатого
    Тридцать рублей
И будь благодарен,
  Парень:
У рабочих получка еще хуже
  И еще туже.
К тому же – семейные,
  А я холостой.
  Стой.
  Ой!
Я и забыл, что начал с того,
  Как лесами шел поезд,
  Как собака – ого! –
  Замедлила поиск,
Как все звери и птицы –
  Ого! –
Притаились, услышав его.
И даже охотник…
  А это был я,
Я и задумался
  Над рабством былья:
Вот, мол,
  Поезд,
  Жизнь,
  Закаты,
Всюду
  Царствует
  Богатый.
А я – бедный таксировщик – ни при чем.
  Живу очень неважно…
Как, мол, так:
  Батрак за пятак,
  А у хозяина дом двухэтажный.
Вот, мол,
  Поезд,
  Жизнь,
  Закаты,
Я же – крыса.
  В жизни:
  Такса.
  Накладные.
    Дубликаты.
Двенадцать часов
У железных весов.
  Грызу свои будни, –
    Прокляты будь они!
Даже запел я в злости приливе:
  А в награду даны
  Мне худые штаны
Да приложение к «Ниве».
Свинство:
  Вот, мол,
  Поезд,
  Жизнь,
  Закаты.
Поезд – мимо,
Мимо – жизнь.
Зрю закатов жижу.
  Как только пойду
  Из конторы домой – к чаю,
Только закаты и вижу, –
Будто за них
  Жалованье получаю.
И что за неприятные оказии
  В этом Нижнем Тагиле?
О жизни фантазии
  Были такие ли?
Нет!
Я собирался к индейцам
  На реку Миссисипи,
  Туда, к краснокожим.
Юный надеется
  Быть непохожим
  На взрослых почтенных…
Ох, ох!
Тут отчаянный вздох:
Я угодил
  Именно в Нижний Тагил.
К дубликатам,
  Закатам –
  В болоте искать
  Кулика там.
Нужда загнала
За тридцать рублей получки,
  А мне двадцать лет.
Рассчитал получше,
  Ой-ля!
За каждый мой год
По полтора рубля
И бесплатный билет
  По железным дорогам.
Кстати, юность в расцвете –
  Индейцы потом,
  Миссисипи в завете,
В чемодане –
  Майн Рида том.
Весна на груди –
Жизнь впереди.
Так и случилось:
  Первого мая 1905 года
Группа рабочих,
  Железнодорожников и девиц
Отправились в лес
Слушать весенних птиц.
  И я туда влез.
Зашумели сосны, ели,
  Птицы стройно, звонко пели:
«На бой кровавый,
Святой и правый –
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!»
  Май встречали
Раздольно речами,
В май кричали
Привольно ручьями,
  Май качали
  Крутыми плечами,
Май венчали
Кострами-свечами.
  Жили словами огней,
  Пели песни о ней –
О свободе рабочего мая:
  «А деспот пирует
  В роскошном дворце,
  Тревогу вином заливая»,
А тревога стихийной
  Волны
Раскатилась с японской
  Войны.
Тревога росла:
  Ощетинились классы,
Взбудоражились Маем
  Рабочие массы,
Тайга неуемно орала,
Подымая
  Для мая
Дубину Урала:
  «Эй, дубинушка, ухнем».
Волосатый марксист
  С красным платком
  Влез на пень;
Марксист голосист,
  Бурлит кипятком,
Не задень:
  «Пролетарии всех стран,
  Соединяйтесь».
Да живет майский день.
  Каждый чуял – Май мой,
  Каждый взял
  И унес Май домой.
Стала шире с друзьями квартира,
Веселее заводский дымок:
  «Отречемся от старого мира,
  Отряхнем его прах с наших ног».
С этого дня
Будто кто-то великий
Обнял меня,
  Посадил на коня…
Это – юность,
  Майский день,
Это – песня,
  Зелень,
  Встречи,
Это – вихря взбубетень,
  Сокрушительные речи,
Это – борьба –
  Победа – нас много,
Это –
  «Смело, товарищи, в ногу…»,
Это – все верно стократно.
И таксировщику
  Совершенно понятно.
Отныне –
  Не крыса я,
А гражданин
Будущей нашей свободы.
Зреют сроки.
  Пусть знает лысая
Голова начальника дороги,
Что я – бедный таксировщик –
  Именно при чем.
Проще:
  К плечу плечом,
  И так до свободы.
Пусть моей юности
  Бурные годы
  Сразятся с царем-палачом.
Так и решил
  И при этом
Решил стать
  Гражданским поэтом.
Крыльями взмытой стихии
Подхвачен поэт:
Напролетные ночи стихи я
  Чеканил,
В восторги одет.
Настала пора
  Для пера –
Счастье бывает на свете:
В екатеринбургской газете
  «Урал»
Стали
  Печатать
    Мои
      Стихи.
Ура!
Первые строки:
  «Стучи, наш молот,
  Бей сильней.
  Короче рукава.
  Железо пламени красней –
  Пора его ковать!»
Пора,
  Ура, Урал!
Я штурмом радость брал:
  Станционный начальник
Не гуляет так важно
  В красной фуражке,
Как разгуливал я
По платформе
  В красной рубашке.
Есть чему удивиться:
  Подходили ко мне
Сослуживцы, девицы,
  Деповские рабочие
  И всякие прочие.
И говорили:
  – Ну, Вася, да ты, брат, поэт
  Свой, тагильский.
  Вот тебе и таксировщик,
  Не ожидали и… –
    Так далее.
А девицы особенно нежно
В закоулке любом:
  – Васенька,
  Напиши в мой альбом. –
А главное – юность,
  Резвость,
  Смелость,
  Жизнь – огонь.
Бьет копытом
  Искры конь.
Не тронь.
Я и горел,
  И, признаться, любил,
  И печатал стихи.
И с неизменной сноровкой
Занимался новой таксировкой.
  А по ночам,
  Под зарево домен,
Когда черный завод
Молчалив и огромен, –
Слетались на сход
  Под завод –
  По рабочим квартирам.
Напряженно и хмуро
  Мы читали
Нелегальную литературу.
  Первомайский марксист,
  Как всегда – голосист.
Отвечал на живые вопросы:
  Шмидт…
    «Потемкин»…
      Матросы…
Движенье растет…
  Брожение шире…
– Есть правда,
  Товарищи, в мире…
Рабочая правда борьбы.
  Готовьтесь к борьбе.
  Капитала рабы.–
И мы расходились –
  Кто плавить чугун,
Кто добывать руду.
  Но были все начеку.
Пели песни
  Свободе, труду,
Жили жизнью своей –
  Ожиданием жили.
А Нижний Тагил
  По-своему жил:
Торговали купцы-старожилы,
  Церкви звонили,
  Обедни служили.
Религия – уральский гранит,
  Святая опора
  И вообще забота:
  «Боже, царя храни».
А особенно, боже, храни
  Управителя
  Демидовского завода –
Обер-эксплуататора,
  Диктатора известного.
Дай ему бог
  Царства небесного.
А пока что
  Нижний Тагил
Только и говорил:
  Управитель проснулся,
Управитель не в духе,
Управитель в уборной.
Разные слухи,
Разные ахи.
Ах, управитель
  Едет на паре.
    Пара в ударе,
Уж он на базаре,
  Базар в восторге:
    Вот это – барин.
Ах! Управительский дом!
  Только б купцам с дочерьми
  Ходить хороводом кругом
  Да вздыхать вечерами:
Управитель насчет дочек –
  Много точек…
Ах, не надо,
Не болтайте зря:
  Если становой – губернатор.
  Управитель не хуже паря.
Так и есть.
  Управителя светлая честь
  Сегодня справляет бал.
Около дома толпа.
  Смотрят – кто попал?
Ба!
  Первым пригнал рысисто
  Попов – становой пристав,
За ним:
  Ротмистр жандармский,
  Судья, прокурор, протоиерей,
  Полковник, врач, адвокат.
Сморкаются у дверей –
Кто чем богат.
  А дальше: купцы, инженеры
  («Как хороши манеры!»),
  Барышни, дамы,
  Папы и мамы.
Весь тагильский букет
Попал
  На ликующий бал,
    На банкет.
Электричеством
  Дрогнули рамы.
Гости
  Собой любовалися.
Барышни,
  Пышные дамы
Понеслись
  В упоительном вальсе.
Он ли
  Банкетов не видывал –
Крикнул:
  – Первый бокал за царя.
  Второй – за Демидова. –
Ура! Ура! Ура!
  И вдруг –
  Караул! Тарарам.
Тревога. Гул.
  Темно.
Гром по горам.
  Кирпич в окно.
Вдребезги стекла.
  Кровью башка
Управителя смокла.
  Негодяи! Кто?
Неизвестно,
  Никак не поймешь
Не гроза ли?
  На заводе галдеж.
Э-ей, на вокзале
  Нещадно орут:
– Наш управитель –
  Труд.
Мастерские,
  Завод –
    Наша квартира.
«Отречемся от старого мира!»
Э-ей, первомайские.
Май приказал:
Иди с «Марсельезой»
  На митинг – вокзал.
Рабочих-то
  На улицах
    Черным-черно.
Гудящая лава.
«Ненавистен нам царский чертог».
Слава труду! Слава!
  Уррррррр-а!
Вот это ура –
  Землетрясение.
Говорящий чугун завода,
  Домны жара.
Да здравствует свобода!
  Уррррррр-а!
Вот это свобода
  Семицветная,
  Радуги бровь.
И над массой живой
  Флагов плещущих кровь.
Вот это кровь массы –
  Циклон, души вой:
  «Братство, союз и свобода –
  Вот наш девиз боевой».
Слава коммуне.
  Грудь дышит мехами.
Я – огнем на трибуне.
Речь говорю
  И кончаю своими стихами:
    «Пока железо горячо –
    Раздайся, молодцы,
    Во весь размах,
    Во все плечо
    Работай, кузнецы!»
Кончил. Сказал.
  Рукоплещет вокзал
За юность мою,
  За первую речь.
Эту ли память
  Мне не сберечь.
С первого слова
Так и пошло.
  И вот
Революция-мать
  Утвердила меня
Делегатом.
  Ого!
Я сейчас же с рабочим отрядом
  В полицию,
  К становому – врагу.
Скольцевали окружие.
Свой револьвер
  Про запас берегу.
Прямо к приставу:
  – Выдать оружье! –
Становой побледнел:
  – Кто вы?
– Я – делегат революции. –
  Скорчился пристав!
– Пожалуйста. –
  Выдал.
Я подумал:
  Хватить бы его
  Изо всей своей мочи.
Но, увы –
  Для становой головы
  Не было полномочий.
Арестовать бы мошенника.
  Но и для этого
  Не было разрешения –
  Раз он выдал оружие.
А вот арестовать
  Управителя – было.
Мы – к нему.
Думал:
  Уж на него наору же я,
  На душегуба рабочих.
А рабочий отряд
  Рад.
Говорят: «Между прочим,
  Насыплем ему наград».
Шагаем.
  Ночь. Ветер лют.
На улицах кучками люд.
  В массе лезу.
Где-то поют
  «Марсельезу».
Только буянит
  Окраина Тальянка –
  Шальная полянка –
  С гармоньями свищет,
  Горланит Тальянка,
  Гуляет Тальянка.
  Тальянка с ножами
  Идет на врага.
  Ага.
  Вот управителя дом.
Ххо-хо. Та-та.
Что случилось?
  Кругом
    Темнота.
Окна черны,
  Окна малы.
Где же гости?
  Хозяин? Балы?
Куда же девалися
  Барышни в вальсе?
Где кавалеры,
  Прически, манеры?
Где же свет?
  Разве нельзя его?
Почему же гостей
  Не встречают хозяева?
Отказать не хотите ль?
  Темнота,
  Пустота.
Скрылся хозяин –
  Сбежал управитель.
В жаркую пору
  Шагаем мы к ротмистру,
  К прокурору.
Скрылись и те
  В мышиную нору.
  Дожили вот
  До счастливого года:
Без жандарма завод,
У рабочих – свобода.
  Остались одни только
    Ваньки да Кольки,
  Маруси да Митьки
А вокруг –
  Митинги, митинги, митинги,
Жизнь марсельезная.
Забастовала
  Дорога железная,
Красным флагом
Была разодета.
И я уж теперь –
  Верь не верь –
Председатель
Революционно-забастовочного комитета.
  Жизнь – колесо.
Я получил большинство голосов.
  Комитетчики –
  С большими бородами, сами,
А я – юноша из товарной конторы.
  Судите сами,
Таксировщик, который,
  Проклиная закаты,
  Строчил дубликаты,
Теперь, нате –
  Стал председатель.
Шутя иль серьезно мне
  Масса орала:
– Ты, Вася, наш
  Президент Урала
Ого! Это надо, друзья, понимать –
  Что натура сноровья.
Вот куда выперла
  Революция-мать,
На крутое здоровье.
Великая маять.
Великая честь –
  Красное знамя
  Юноше несть.
И я с гордостью вез
  Свой воинственный воз.
Не легко в моей шкуре
  Председателем быть.
Дни и ночи дежурил
На телеграфе. За ходом борьбы
Следил. Манифесту не верил.
  Задыхаясь, читал телеграммы,
  Инструкции.
  Мне ли забыть их, –
  Верно ль идем по горам мы
  Всероссийских событий?
И вдруг из Перми депеши –
Я так и опешил.
  Будто впились
  В меня зубы собачьи:
В Перми белый террор –
  Революцию душат
  Отряды казачьи.
Вот тебе раз!
Я по станциям
  Отдал приказ
И послал с делегатами:
  Не пускать
  Поездов
  С солдатами.
Исполнить точь-в-точь,
  Но было поздно помочь.
В эту же ночь
  Схватили меня,
Посадили в тюрьму.
И за мной – комитет.
  Просидели три дня.
На четвертый с утра
  Слышим крики рабочих:
  «Ура!»
Затрещали тюремные двери.
Мы счастью не верим:
Рабочая масса
Штурмом взяла
И нас понесла на руках
  По квартирам.
«Отречемся от старого мира…»
Ревели в восторге, как дети,
  Но даром:
На рассвете
  Снова схватили жандармы
  И доставили к приставу
  На двор полицейский.
Эх, досада…
  Снег…
    Леса…
Ветер носит голоса:
  – Кто виноват? Проиграли
  Всюду кругом
    И у нас, на Урале.
Много верст.
  Звон колокольчиков
Разливался под дугой.
  Развозили нас, молодчиков,
По острогам на покой.
  В одиночке много месяцев
Юность билась взаперти:
  За решеткой звезды весятся,
Жизнь сияла впереди.
  В одиночке
  Ночки долги,
Надзиратели как волки…
  Впрочем, черт с ними!
  Все равно –
  И голубь синий.
Мы и там, как на привале,
Свои песни распевали.
  Юность – птица.
  Что случится –
  Будет так,
  Как надо нам.
  Верхотурская темница –
  Лишь этап
  Навстречу дням.