Тесемки рубахи больничнойнездешней рукой теребяна горле – увидишь себянадломленной веткой масличной.И ржавой качаем рекой,двусмысленный емлешь покой.Покойнее, чем униженьеклеймом на подушке твоей, –качание тысяч ветвейнад ямой головокруженья.Скрип форточки. Звякнувший шприцо столик стеклянных сестриц.Безлюдней, чем в общих палатах,вместилищах серых белья,библейская роща твояи крики деревьев крылатыхо братстве лежащих рядком,о сестринстве с красным крестом.Добавь – с милосердием… В омутс тупым ожиданьем гляди,где листья кружимы. Кишат на грудиказенные черви тесемок.И ржавые пятна сорочки твоейземли замогильной больней.Февраль 1973
«Внутренне готовимся к зиме…»
Внутренне готовимся к зиме,словно к смерти. Белая рубаха.И чисты глаза – ни тени страха,ни намека смутного в письме.Глуше и теснее между насидет запечатанная почта,и зима грядущая – не то, чтоснегом расступается у глаз.Внешнее – дыханья синий пар.Но примет важнее ощутимыхбеспредметность белизны в прожитых зимах,