Небольшой особняк на проспекте Сарданапала.Пара чугунных львов с комплексом задних лап.Фортепьяно в гостиной, точно лакей-арап,скалит зубы, в которых, короткопалаи близорука, ковыряет средь бела днявнучка хозяина. Пахнет лавандой. Всюду,даже в кухне, лоснится, дразня посуду,образ, в масле, мыслителя, чья роднядоживает в Европе. И отсюда — тома Золя,Бальзака, канделябры, балясины, капителии вообще колоннада, в чьем стройном телеразмещены установки класса «земля-земля».Но уютней всего в восточном — его — крыле.В окнах спальни синеет ольшаник, не то орешник,и сверчок верещит, не говоря уже о скворешняхс их сверхчувствительными реле.Здесь можно вечером щелкнуть дверным замком,остаться в одной сиреневой телогрейке.Вдалеке воронье гнездо как шахна еврейки,с которой был в молодости знаком,но, спасибо, расстались. И ничто так не клонит в сон,как восьмизначные цифры, составленные в колонку,да предсмертные вопли сознавшегося во всемсына, записанные на пленку.
1983
Датировано по переводу в «To Urania» — С. В.
Ария
IЧто-нибудь из другойоперы, типа Верди.Мало ли под рукой?Вообще — в круговерти.Безразлично о ком.Трудным для подражаньяптичкиным языком.Лишь бы без содержанья.IIСкоро мене полста.Вон гоношится бобрикстриженого куста.Вон изменяет облик,как очертанья льдин,марля небесных клиник.Что это, я — один?Или зашел в малинник?IIIРозовый истуканздесь я себе поставил.В двух шагах — океан,место воды без правил.Вряд ли там кто-нибудь,кроме солнца, садится,как успела шепнутьаэроплану птица.IVЧто-нибудь про спиральв башне. И про арабаи про его сераль.Это редкая бабаесли не согрешит.Мысль не должна быть четкой.Если в горле першит,можно рискнуть чечеткой.VДень пролетел. Пчелашепчет по-польски «збродня».Лучше кричать вчера,чем сегодня. Сегодняоттого мы кричим,что, дав простор подошвам,Рок, не щадя причин,топчется в нашем прошлом.VIАх, потерявши нить,«моль» говорит холстинка.Взгляда не уронитьниже, чем след ботинка.У пейзажа — чертывывернутого кармана.Пение сиротырадует меломана.