Читаем Стихи (2) полностью

Руми Джалаладдин

Стихи (2)

Джалаладдин Руми


Стихи


Из "Маснави"

Песня флейты. Перевод В. Державина

Притчи. Перевод В. Державина

Поселянин и лев. Рассказ об украденном баране О том, как старик жаловался врачу на свои болезни Рассказ о воре-барабанщике Спор верблюда, быка и барана Рассказ о винограде Наставление пойманной птицы Джуха и мальчик. Посещение глухим больного соседа Спор грамматика с кормчим. Напуганный горожанин Рассказ о том, как шут женился на распутнице Рассказ о факихе в большой чалме и воре Рассказ о казвинце и цирюльнике О набожном воре и садовнике Газели "О вы, рабы прелестных жен!.." Перевод П. Сельвинского "Я видел милую мою..." Перевод Н. Сельвинского "Я - живописец..." Перевод И. Селъвинского "В счастливый миг..." Перевод Б. Гуляева "Друг, - молвила милая..." Перевод В. Звягинцевой "Открой свой лик..." Перевод Б. Гуляева


ИЗ "МАСНАВИ"


"Маснави" - так называется основное произведение Руми, написанное в форме маснави (см.). "Маснави" представляет изложение философских положений суфизма, иллюстрированных притчами фольклорного происхождения.


ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ


Прислушайся к голосу флейты - о чем она, плача, скорбит.

О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых обид:

"Когда с камышового поля был срезан мой ствол пастухом,

Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем.

К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать,

Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать.

В чужбине холодной и дальней, садясь у чужого огня,

Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня.

Звучит мой напев заунывный в собраны! случайных гостей,

Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей.

Но кто бы - веселый иль грустный - напевам моим ни внимал,

В мою сокровенную тайну доселе душой не вникал.

Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты

Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты.

Пусть тело с душой нераздельно и жизнь в их союзе,

но ты Души своей видеть не хочешь, живущий в оковах тщеты..."

Стон флейты - могучее пламя, не веянье легкой весны,

И в ком не бушует то пламя - тому ее песни темны.

Любовное пламя пылает в певучей ее глубине,

Тот пыл, что кипит и играет в заветном пунцовом вине.

Со всяким утратившим друга лады этой флейты дружны,

И яд в ней и противоядье волшебно соединены.

В ней песнь о стезе испытаний, о смерти от друга вдали,

В ней повесть великих страданий Меджнуна и бедной Лсйли.

Приди, долгожданная, здравствуй - о сладость безумья любви!

Верши свою волю и властвуй, в груди моей вечно живи!

И если с устами любимой уста я, как флейта, солью,

Я вылью в бесчисленных песнях всю жизнь и всю душу свою.


ПРИТЧИ


ПОСЕЛЯНИН И ЛЕВ


Однажды, к пахарю забравшись в хлев,

В ночи задрал и съел корову лев

И сам в хлеву улегся отдыхать.

Покинул пахарь тот свою кровать;

Не вздув огня, он поспешил на двор

Цела ль корова, не залез ли вор?

И льва нащупала его рука,

Погладил льву он спину и бока.

Льву думалось: "Двуногий сей осел,

Видать, меня своей коровой счел!

Да разве б он посмел при свете дня

Рукой касаться дерзкою меня?

Пузырь бы желчный лопнул у него

От одного лишь вида моего!"

Ты, мудрый, суть вещей сперва познай,

Обманной внешности не доверяй.


РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ БАРАНЕ


Барана горожанин за собой

Тащил с базара, - видно, на убой.

И вдруг в толпе остался налегке,

С веревкой перерезанной в руке.

Барана нет. Добычею воров

Овчина стала, и курдюк, и плов.

Тот человек, в пропаже убедясь,

Забегал, бестолково суетясь.

А вор возле колодца, в стороне,

Вопил и причитал: "Ой, горе мне!"

"О чем ты?" - обворованный спросил.

"Я кошелек в колодец уронил.

Все, что имел я, - сто динаров там!

Достанешь - я в награду двадцать дам".

А тот: "Да это целая казна!

Ведь десяти баранов в ней цена.

Я одного барана потерял,

Но бог взамен верблюда мне послал!"

В колодец он с молитвою полез,

А вор с его одеждою исчез.

О друг, по неизвестному пути

Ты должен осмотрительно идти.

Но жадность заведет в колодец бед

Того, в ком осмотрительности нет.


О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ


Старик сказал врачу: "Я заболел! Слезотеченье... Насморк одолел".

"От старости твой насморк", - врач сказал.

Старик ему: "Я плохо видеть стал".

"От старости, почтенный человек,

И слабость глаз, и покрасненье век".

Старик: "Болит и ноет вся спина!"

А врач: "И в этом старости вина".

Старик: "Мне в пользу не идет еда".

А врач: "От старости твоя беда".

Старик: "Я кашляю, дышу с трудом".

А врач: "Повинна старость в том и в том.

Ведь если старость в гости к нам придет,

В подарок сто болезней принесет".

"Ах ты дурак! - сказал старик врачу.

Я у тебя лечиться не хочу!

Чему тебя учили, о глупец?

Лекарствами сумел бы врач-мудрец

Помочь в недомогании любом,

А ты - осел, оставшийся ослом!..

"А врач: "И раздражительность твоя

От старости, тебе ручаюсь я!"


РАССКАЗ О ВОРЕ-БАРАБАНЩИКЕ


Однажды темной ночью некий вор

Подкапывался под чужой забор.

Старик, что на соседней кровле спал,

Услышав стук лопатки, с ложа встал.

Окликнул вора: "Бог на помощь, брат!

Ты что там делаешь, когда все спят?

Скажи на милость мне - ты кто такой?"

А вор: "Я барабанщик городской".

"А чем сейчас ты занят - знать хочу!"

"Сам видишь - в барабан я колочу!"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза