Стихи

На миг короткий. Ну, что же вы! Пускайтесь в пляс,

Мои уродки!

С тобой, с уродкой голубой,

Любовь шла гладко. Мы ели курослеп с тобой

И яйца всмятку.

Уродкой белой посвящен

Я был в поэты. Дай мне огреть тебя еще

Ремнем за это!

Воротит у меня с души

От брильянтина Уродки черной. Эй, пляши!

Вот мандолина!

Ба! Высохших моих слюней

Узор бесстыжий Еще остался меж грудей

Уродки рыжей.

О как я ненавижу вас,

Мои малютки! Обрушьте тумаки все враз

На ваши грудки!

Топчите старые горшки

Моих влечений! Гоп-ля! Подайте мне прыжки

Хоть на мгновенье.

Ключицы ходят ходуном,

Кривые ножки, Все перевернуто вверх дном,

Пляшите, крошки!

И ради них дурных, как сон,

Мог рифмовать я? За то, что был я в вас влюблен,-

Мое проклятье!

Звезд блеклый ворох! Ваш приют

В углу убогом. Заботы мерзкие вас ждут

И смерть под Богом.

Луна свой выкатила глаз

На миг короткий. Ну, что же вы! Пускайтесь в пляс,

Мои уродки!

На корточках

В час поздний, чувствуя, как взбух его живот, Глядит с тоскою брат Милотус на оконце, Откуда шлет мигрень, глаза слепит и жжет И, как начищенный котел, сверкает солнце, Что пробуждение бедняги стережет.

Он мечется под одеялом серым; тяжко Вздыхает, ставит ноги на пол, и слегка Дрожит его живот: нельзя тут дать промашку, Когда приходится, сжав ручку от горшка, Свободною рукой задрать еще рубашку.

Вот он на корточках; трясется весь, и хрип Застрял в его груди, хотя к оконным стеклам Желтком расплывшимся свет солнечный прилип, И нос Милотуса сверкает лаком блеклым, В лучах подрагивая, как живой полип.

На медленном огне бедняга наш томится, Губа отвисла, руки скрючены, и в жар Погружены его бока и поясница, И трубка не горит, и от штанины пар Идет, а в животе как будто бьется птица.

А рухлядь грязная и одуревший хлам Вокруг в засаленных лохмотьях спят на брюхе, Скамейки-жабы притаились по углам, Шкафы раскрыли пасть молящейся старухи, И алчный аппетит прилип к их смутным снам.

Жара и в комнате протухшей и в прихожей; Набита голова хозяина тряпьем; Он слышит, как растет шерсть у него на коже, И, содрогаясь весь, икает он с трудам, Свою скамейку хромоногую тревожа.

А тихим вечером, когда лучи луны Слюнявым светом обрамляют контур зада, Тень фантастическая, приспустив штаны, На корточках сидит... И, словно из засады, Нос к звездам тянется, что в небесах видны.

Семилетние поэты

Г-ну П.Демени

И вот закрыла Мать предначертаний том И, гордо удалясь, не думала о том, Что в голубых глазах и подо лбом с буграми Ребенок, сын ее, скрыл отвращенья пламя.

Он послушаньем исходил весь день; весьма Сообразителен; но склад его ума И все привычки выдавали лицемерье. В прихожей, в темноте, когда закрыты двери, Он строил рожи и высовывал язык. Ресницы опускал -- и появлялись вмиг Кружки в его глазах. о вечерам забраться Пытался на чердак, чтоб злости предаваться, Таясь под свесившейся с крыши полумглой. Томящийся, тупой, он летнею порой В местах отхожих запирался и часами Там думал в тишине и шевелил ноздрями. Когда за домом сквер, омытый до корней Дневными запахами, был в плену теней, Он залезал в рухляк, что у стены валялся, И, напрягая взгляд, видений дожидался, И слушал шорохи чесоточных кустов. О жалость! Лишь детей соседей-бедняков Считал друзьями он. На стариков похожи, С глазами блеклыми и с нездоровой кожей, Поносом мучались они, и странно тих Был голос, и черны от грязи руки их... Ребенка своего на жалости позорной Застав, пугалась мать. Но нежность непокорно К ней из груди его рвалась, и так хорош Был этот миг! Таил взгляд материнский ложь.

В семь лет он сочинял романы -- о пустыне, Саваннах и лесах, где, как в небесной сини, Свободы блещет свет... а помощь приходил Журнал с картинками, в котором находил Он также девичьи смеющиеся лица. С глазами карими и в платьице из ситца Рабочих девочка с соседнего двора К нему захаживала. Шла тогда игра С дикаркой маленькой, которая валила Его на землю вмиг, он отбивался с силой И, очутясь под ней, кусал девчонку в зад, Не знавший пантолон. Но кожи аромат, Забыв о синяках, он уносил с собою.

Тоски воскресных дней боялся он зимою, Когда, причесанный, за столиком своим Читал он Библию с обрезом золотым. В постели, по ночам, его мечты томили. Он бога не любил, любил людей, что были Одеты в блузы и черны, когда домой С работы шли, когда глашатай пред толпой Бил трижды в барабан, указы объявляя, И ропот или смех невольно вызывая.

Ребенок прериями грезил, где трава, И запахи, и свет колышутся едва. Но так как мрачные предпочитал он вещи, То в комнате своей, пустынной и зловещей, Где пахло сыростью и к ставням лип туман, Он перечитывал все время свой роман. Там было небо цвета охры, лес горящий, Цветы из плоти распускались в звездной чаще, И было бегство, и паденье, и разгром. А между тем гудел чуть слышно за окном Квартал. И в тишине предчувствие пылало И холод простыни вдруг в парус превращало.

26 мая 1871

Бедняки в церкви

В загоне из скамей дубовых, в закоулках, Согретых смрадом их дыханья, взор вперив В хор позолоченный, чьи двадцать глоток гулко Горланят без конца заученный мотив;