Стихи (3)

Ты грезишь, чувствуешь, что вот уж поцелуй,

Как маленький зверек, здесь, на губах, порхает.

III

Душе безумной что роман, то "Робинзон".

Тогда, вдруг появись под фонарем дрожащим,

Проходит барышня (и сразу ты пленен)

В тени грозящего воротника папаши.

И так как у тебя такой наивный взгляд,

То, продолжая путь своей походкой чинной,

Легко и быстро вдруг оглянется назад,

И на твоих губах застынут каватины.

IV

Влюблен по август ты, одною ей живешь!

Влюблен. Твои стихи ей кажутся смешными.

Уходят все твои друзья: ты слишком пошл.

Но вот ты получил записку от любимой.

В тот вечер вновь в кафе, где одуряет свет,

Ты появляешься, чтоб выпить пива, чаю...

Едва ль серьезен кто, когда семнадцать лет

И рядом есть бульвар, где липы расцветают.

Перевод В. Лившица:

I

Нет рассудительных людей в семнадцать лет!

Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.

Шумливые кафе. Кричаще яркий свет.

Вы направляетесь под липы эспланады.

Они теперь в цвету и запахом томят.

Вам хочется дремать блаженно и лениво.

Прохладный ветерок доносит аромат

И виноградных лоз, и мюнхенского пива.

II

Вот замечаете сквозь ветку над собой

Обрывок голубом тряпицы, с неумело

Приколотой к нему мизерною звездой.

Дрожащей, маленькой и совершенно белой.

Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин

Пьянит такая ночь... Как будто бы спросонок,

Бы смотрите вокруг, шатаетесь один,

А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.

III

В сороковой роман мечта уносит вас...

Вдруг - в свете фонаря, - прервав виденья ваши,

Проходит девушка, закутанная в газ,

Под тенью страшного воротника папаши,

И, находя, что так растерянно, как вы,

Смешно бежать за ней без видимой причины,

Оглядывает вас... И замерли, увы,

На трепетных губах все ваши каватины.

IV

Вы влюблены в нее. До августа она

Внимает весело восторженным сонетам.

Друзья ушли от вас: влюбленность им смешна.

Но вдруг... ее письмо с насмешливым ответом.

В тот вечер... вас опять влекут толпа и свет...

Вы входите в кафе, спросивши лимонаду...

Нет рассудительных людей в семнадцать лет

Среди шлифующих усердно эспланаду!

XIV. "Вы, павшие в боях в год девяносто третий..."

Впервые напечатано без ведома автора осенью 1891 г. в книге Рембо "Реликварий".

Рембо демонстративно датирует свое антибонапартистское стихотворение временем пребывания в тюрьме Мазас в Париже, в которую он попал за недоплату железнодорожной компании за билет 13 франков. Из тюрьмы поэта выручил учитель Жорж Изамбар, отправивший его в дом своих теток в город Дуэ.

В действительности сонет скорее всего был написан в июле и переписан в тюрьме по памяти либо датирован временем заключения: тюремная датировка очень подходила для антибонапартистского сонета. С самого начала франко-прусской войны шовинистическая пресса (например, отпетые бонапартисты отец и сын Кассаньяки) пыталась возжечь патриотические чувства обманным сравнением своей войны с великими кампаниями Революции, в которых были разгромлены войска феодальной коалиции, в том числе и пруссаки. Рембо осудил в письмах гротескные проявления воинственности и, как он писал, "патруйотизм" шарлевильских мещан.

В стихотворении есть реминисценции "Марсельезы" и некоторых стихов "Возмездий", где Гюго отделял великих дедов - "титанов 93 года" - от их ложных наследников времен Второй империи.

Рембо понимал, что бонапартисты Наполеона III были и ложными "преемниками" республиканцев, и ложными "преемниками" по отношению к Наполеону I и деяниям его времени. Поэт упоминает не только павших под Вальми (место знаменитой победы революционных войск над пруссаками 20 сентября 1792 г.) и под Флерюсом (победа над австрийцами в 1794 г.), но и павших в Италии, а итальянские войны Республики продолжались и при Бонапарте.

Рембо не удостаивает Наполеона III его официальным титулом "император", ассоциировавшимся у французов с военной славой Наполеона I, но намеренно именует его "королем", т. е. титулом свергнутых революцией старых монархов.

Перевод П. Антокольского:

Французы семидесятого года, бонапартисты

республиканцы, вспомните о своих отцах в

девяносто втором году.

Поль де Кассаньяк

Вы, храбрые бойцы, вы, в девяносто третьем

Бледневшие от ласк свободы огневой,

Шагавшие в сабо по рухнувшим столетьям,

По сбитым кандалам неволи вековой,

Вы, дравшиеся в кровь, отмщая друг за друга,

Четырнадцать держав {*} встречавшие в упор,

Вы, мертвые, чья Смерть, как честная подруга

У вас плодотворит все пахоты с тех пор,

Огнем омывшие позор величий низких,

Там, в дюнах Бельгии, на холмах италийских,

Вы, не смыкавшие горящих юных глаз,

Почийте же, когда Республика почила,

Так нас империя дубиной научила.

А Кассаньяки вновь напомнили про вас.

{* Внесенная П. Антокольским реминисценция борьбы против интервентов в советское время.}

XV. Зло

Впервые напечатано без ведома автора в "Ла Ревю Эндепандант" за январь-февраль 1889 г.

Речь идет о французских и прусских жертвах войны. Рембо сначала, как это видно по автографу, объединил прусского короля и Наполеона III одним словом "глава" (ср. в XX в. наименование типа "дуче", "фюрер"), но потом, чтобы еще определеннее выразить презрение ко второму, заменил слово "Chef" на "Roi" ("король").