Боярышник увял. Глицинии мертвы.В цвету один лишь вереск придорожныйСпокоен вечер. Ветер осторожныйПриносит запах моря и травы.Дыши и мыслью уносись вперед.Над пустошью кружится ветер, клича,Прибой растет, песок — его добыча,И море с берега все заберет.Когда-то осенью мы жили там —Всегда в полях, под солнцем, под дождямиДо рождества, когда широкими крыламиСойм ангелов парит по небесам.Там сердцем мягче, проще стала ты.Дружили мы со всеми в деревушке,О старине шептали нам старушки,Про дряблые дороги и мосты.В туманах ланд и светел и широкСтоял наш тихий дом гостеприимный.Все было любо нам — и черный, дымныйОчаг, и дверь, и крыша, и порог.Когда же над огромным миром снаНочь расстилала света плащ широкий, —Прекрасного давала нам урокиНаполнившая душу тишина.Так жили мы в долине — холод, зной,Зарю и вечер вместе провожая.У нас глаза раскрылись, и до краяСердца вскипали яростью земной.Мы счастье находили, не ища,И даже дней печаль была нам милой.А солнце позднее едва светилоИ нас пленяло слабостью луча.Боярышник увял. Глицинии мертвы.В цвету один лишь вереск придорожный.Ты помнишь все, и ветер осторожныйПриносит запах моря и травы.
Перевод А. Гатова
Нет, жить тобой душа не уставала!.
Нет, жить тобой душа не уставала!Ты некогда в июне мне сказала:«Когда бы, друг, однажды я узнала,Что бременем я стану для тебя, —С печалью в сердце, тихом и усталом,Бог весть куда, но я б ушла, любя».И тихо лбом к моим губам припалаИ снова:«Есть и в разлуке радости живые,И нужды нет в сцепленье золотом,Что вяжет, словно в гавани, кольцомДве наши тихие ладьи земные».И слезы у тебя я увидал впервые.И ты сказала,Ты еще сказала:«Расстанемся во что бы то ни стало!Так лучше, чем спускаться с вышиныТуда, где будням мы обречены».И убегала ты, и убегала,И вновь в моих объятьях трепеталаНет, жить тобой душа не уставала.