Стихи

III. «Нет ничего, а только что-то…»

Нет ничего, а только что-то,
Мерцающее в серой мгле,
И ожидание расчета
За прожитое на земле.

За все, что было счастьем, или

Осыпалось, как пустоцвет,
За всех — кого мы не любили,
Иль зря любили много лет!

31 мая 1970

Рождество («Оно уж не такое — Рождество…»)

Оно уж не такое — Рождество,
В снегах, в сугробах, аромате хвойном,
И свечи, что горят ни для кого,
Как будто бы поминки по покойном.

Мерцающие бледные огни,

Как стали вы сейчас бледны и жалки,
И наша жизнь похожа в эти дни
На Сольвейг, задремавшую у прялки…

Буравит море пароходный винт,

И вал на вал, вскипая, громоздится,
А Сольвейг спит… Ей это море снится,
Где позабывший про нее Пер Гинт,
Который никогда не возвратится…

Ваше имя

Всегда со мной — в работе и покое,
На улице, иль в комнате моей,
Певучее и нежное такое,
Созвучие из солнечных лучей.

Всегда во мне, как огненное пламя,

Горящее бессменно — день и ночь,
Поющее в душе моей стихами,
Зовущее все в жизни превозмочь,
И в шепоте, и в шорохе, и в дыме,
В движении, в безмолвии, во сне —
Что может быть прекрасней и любимей,
Чем это гармоническое имя —
Поющее, живущее во мне!

О розе, обратившейся в сонет

Виктории Григорьевне Мондич,

с благодарностью и симпатией

Стихи и розы в нынешние дни
Созвучны сердцу чудаков немногих…
Средь современных радостей убогих
Кто ценит их? Кому нужны они?

Но ваша роза — алые огни —

Протянутая жестом королевы
Поэту, позабытому, в тени, —
Какие в ней волшебные напевы!

И если даже жест был ради жеста,

То красота осталась красотой,
А роза — воплотившейся мечтой,
Которой в жизни не осталось места…
Но этот жест был оценен поэтом,
И роза возвратилась к вам сонетом.

1969

«О них — о вас…»

О них — о вас
Невольники судьбы…
Не тех, сейчас
Растущих, как грибы,
Соцреализмом
Запрудив печать…
Хочу… о тех,
Кто вынужден молчать.
Не всяк из них
Синявский, Даниэль…
А кто притих,
Кто сник, забился в щель?
Кто не нашел
Ни капельки тепла?
Кто пишет в стол…
А если… нет стола?

Диккенс

Ввечеру, когда чайник поет,
И плиты накаляется круг,
В мою комнату Диккенс войдет,
Молчаливый, внимательный друг.

Со двора через шторы — лучи,

Там луну обнимает мороз,
И стрекочет сверчок на печи —
Впрочем, нет, не сверчок, а склероз.

Одиноко мое Рождество,

И поет мне морозная мгла:
Ты не жди никого, ничего,
Крошка Доррит у нас умерла…

«А май все тот же. Только мы не те…»