Читаем Стихи полностью

Стихи

в моей душе, но наконец я палперед соблазном Сашкиных рассказови зрелищ любострастных возалкал.Лет семь нам было. В чаяньи экстазовневедомых я млел и трепетал.В особенности Токишева Аза(я вынужден фамилью изменить —еще узнает, всяко может быть)

20

влекла нас, очевидно, потому,что мы чутьем звериным уловляливокруг нее таинственную тьмунамеков, сплетен. У Хохловой Галиона квартировала. Почемув греховности ее подозревали —неясно. Разведенкою былаона. К тому ж без своего угла.

21

От тридцати до сорока, а может,и меньше было ей. Огромный бюст,шиньон огромный, нос огромный тоже.Тугой животик, нитка алых бус.Метр пятьдесят с шиньоном. На «Искоже»она была бухгалтершей. Но пустьчитатель лучше вспомнит крышку пудрыс портретом Карменситы чернокудрой.

22

И мы подстерегли ее! Когдаона, как мусульманке подобает,с кувшином серебристым (лишь вода,отнюдь не целлюлоза очищаетислама дочерей) вошла туда,куда опять, увы, не поспеваеттройная рифма, я за Сашкой вследшмыгнул в отсек соседний… Сколько лет

23

прошло, а до сих пор еще мне страшноприпомнить это – только Сашка смогсучок проклятый вытащить, ужасныйраздался крик, и звон, и плеск! Мой Бог!Остолбенев, я видел, как напрасныйкрючок был сорван бурей, как Сашокпытался мимо проскользнуть взбешеннойбухгалтерши, как оживлялся сонный,

24

залитый солнцем двор… Я был спасенкаким-то чудом. Почему-то Азазаметила лишь Сашку… Как же онбыл выпорот! Никто меня ни разутак не порол. А после заточенон был в сарай до ночи. Впрочем, сразууже под вечер следующего дняк окошкам бани он манил меня.

25

Но тщетно… Представляю, как злорадноиз «Обозренья книжного» О. М.посмаковал бы случай этот. Ладно.Неинтересно это. Между теместь столько интересного! ОтрадноПегасу на раздолье свежих темрезвиться и пастись – пускай немноговоняет, но уж лучше, чем дорога

26

шоссейная, где тянется обозусталых кляч… И кстати, о дорогах!Пыхтит и пахнет сажей паровоз,не списанный еще. Давай-ка трогай,и песню не забудь, и папиросдым голубой в вагоне-ресторанеты не забудь, и жидкий чай в стакане

27

с барочным подстаканником, и взглядв окне кромешном двойника смешного,и как во тьме мучительно храпятв купе соседнем, как проходишь сновав конец вагона, и бредешь назад,прочтя дугой начертанное словобезжалостное «Занято». Но вотсвободно наконец. И настает