Стихи

Ах, мельница ветряная,
о Дон Кихот мой Ламанчский,
что душу мне перемолола
в селении Доброй удачи!

Как хлеб, взращённый в пустыне,
дотла и до пепла сожжённый,
я вместе с моей отчизной
объявлен теперь вне закона.

А ветры, вращавшие крылья
той мельницы-душегуба,
навеяло тёмное море —
давнишняя грёза Колумба.

* * *

Спасибо тебе, Дон Кихот мой,
я знаю, кто я такой,
и знаю, что милость Господня
простёрлась над нашей землёй.

Вставал рассвет над Ла Манчей,
когда ты вышел в поход,
чтоб блеском своих деяний
затмить дневной небосвод.

Души блуждающей образ,
идальго заблудший мой,
ты принял за истину фокус,
подстроенный хитрой рукой.

Но жизнь — не одно наважденье,
и славен да будет герой,
что смог воплотить сновиденье
и мир исцелить мечтой.

* * *

Эбро, Миньо, Дуэро, Тахо,
Гвадиана, Гвадалквивир —
реки родины: что за отвага —
течь за смертью в морскую ширь!

* * *

Лишь оглохнув, Гойя понял
суть Испании своей:
над землёю — Бог оглохший,
души — глухи от скорбей.

* * *

Преврати свой стиль в стилет,
перья опери как стрелы,
пыль смахни с доспехов смело —
и рази! Пощады нет.

* * *

Закрой глаза и вмечтайся
в то, что осталось где-то:
во мраке предстанет ясно
всё, что блёкнет от света.

* * *

Я не помню, кем я был,
да и кто я есть такой,
и откуда я отбыл,
и куда стремлюсь душой.
Канули иглой в стогу
корни истин, ибо я
больше верить не могу
в неизбывность бытия.

* * *

Как бесплоден путь, что вьётся,
не суля вина и хлеба!
Пыль да прах.
Или грязь — когда прольётся
дождь с разверзшегося неба.
Путь впотьмах.

Путь без отдыха, без света!
Уж не знаю, ждёт ли где-то
стол и дом.
Хлеб, вино, еда и жажда…
Сердце судорогой сжато.
Не дойдём?

* * *

Живу лишь своими снами,
что переслоились с былью.
Они рождены временами,
которые были да сплыли.

Живу лишь своими снами,
что снились когда-то мне
сумрачными вечерами
в забытой, как сон, стране.

* * *

Читать, читать, читать; прожить те жизни,
что выдумал кто-то.
Читать, читать, читать; забвение истин —
душе работа.

Одни лишь цветы фантазий и сказок
в миру нетленны;
лишь то, что рождает наш разум,
— в осадке пены.

Читать, читать, читать… Возможно,
и я стану чтеньем?
Своим творцом, своим прошлым,
своим твореньем?

* * *