Стихи

Как ты стонала в своей светлице, Я же с напудренною косой Шёл представляться Императрице И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода Только оттуда бьющий свет, Люди и тени стоят у входа В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий И за мостом летит на меня, Всадника длань в железной перчатке И два копыта его коня.

Верной твердынею православья Врезан Исакий в вышине, Там отслужу молебен о здравьи Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо, И трудно дышать, и больно жить... Машенька, я никогда не думал, Что можно так любить и грустить! 1919 (?) Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

* * * Когда из темной бездны жизни Мой гордый дух летел, прозрев, Звучал на похоронной тризне Печально-сладостный напев.

И в звуках этого напева, На мраморный склоняясь гроб, Лобзали горестные девы Мои уста и бледный лоб.

И я из светлого эфира, Припомнив радости свои, Опять вернулся в грани мира На зов тоскующей любви.

И я раскинулся цветами, Прозрачным блеском звонких струй, Чтоб ароматными устами Земным вернуть их поцелуй. [Осень 1905] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.

ЖИРАФ Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далёко, далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран Про чёрную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав. Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. [1907] Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.

* * * У меня не живут цветы, Красотой их на миг я обманут, Постоят день-другой и завянут, У меня не живут цветы.

Да и птицы здесь не живут, Только хохлятся скорбно и глухо, А наутро - комочек из пуха... Даже птицы здесь не живут.

Только книги в восемь рядов, Молчаливые, грузные томы, Сторожат вековые истомы, Словно зубы в восемь рядов.

Мне продавший их букинист, Помню, был горбатым, и нищим... ...Торговал за проклятым кладбищем Мне продавший их букинист. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ПОТОМКИ КАИНА Он не солгал нам, дух печально-строгий, Принявший имя утренней звезды, Когда сказал: "Не бойтесь вышней мзды, Вкусите плод, и будете, как боги".

Для юношей открылись все дороги, Для старцев - все запретные труды, Для девушек - янтарные плоды И белые, как снег, единороги.

Но почему мы клонимся без сил, Нам кажется, что кто-то нас забыл, Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рука Две жердочки, две травки, два древка Соединит на миг крестообразно? Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ЗАРАЗА Приближается 1000 к Каиру судно С длинными знаменами Пророка. По матросам угадать нетрудно, Что они с востока.

Капитан кричит и суетится, Слышен голос, гортанный и резкий, Меж снастей видны смуглые лица И мелькают красные фески.

На пристани толпятся дети, Забавны их тонкие тельца, Они сошлись еще на рассвете Посмотреть, где станут пришельцы.

Аисты сидят на крыше И вытягивают шеи. Они всех выше, И им виднее.

Аисты - воздушные маги. Им многое тайное понятно: Почему у одного бродяги На щеках багровые пятна.

Аисты кричат над домами, Но никто не слышит их рассказа, Что вместе с духами и шелками Пробирается в город зараза. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ПЕРСТЕНЬ Уронила девушка перстень В колодец, в колодец ночной, Простирает легкие персты К холодной воде ключевой.

"Возврати мой перстень, колодец, В нем красный цейлонский рубин, Что с ним будет делать народец Тритонов и мокрых ундин?"

В глубине вода потемнела, Послышался ропот и гам: "Теплотою живого тела Твой перстень понравился нам".

"Мой жених изнемог от муки, И будет он в водную гладь Погружать горячие руки, Горячие слезы ронять".

Над водой показались рожи Тритонов и мокрых ундин: "С человеческой кровью схожий, Понравился нам твой рубин".

"Мой жених, он живет с молитвой, С молитвой одной любви, Попрошу, и стальною бритвой Откроет он вены свои".

"Перстень твой, наверное, целебный, Что ты молишь его с тоской, Выкупаешь такой волшебной Ценой - любовью мужской".

"Просто золото краше тела И рубины красней, чем кровь, И доныне я не умела Понять, что такое любовь". [1919?] Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Москва: Современник, 1989.