Стихи

А выступление местного русскоязычного поэта на открытии памятника Беталу Калмыкову —

«В жестокие царские те времена
Царили законы креста и кнута!»?

А картинки в папином «Словаре атеиста» и «Библии для верующих и неверующих»?

А поп Гапон?

Что именно напрокудил этот поп, мне было неведомо, но сами звуки этого имени, смешные и противные, полностью отвечали представлениям «детей орлиного племени» (которым «мечтать, надо мечтать!») о соблазнительном для иудеев и безумном для эллинов вероучении.

XII

В общем, с одной стороны —

«Гром гремит, земля трясется
Поп на курице несется,
Попадья идет пешком,
Жопу чешет гребешком!»

С другой же, не менее значимой, стороны – какие-то мрачные тайны, гробы и склепы, духи и черепа, испанские сапоги и сводчатые окровавленные казематы.

XIII

О, я понимал, конечно, что сама Карповна ни в чем таком не виновата и никогда никого не сжигала в «великолепных автодафе», ни разу не устраивала погромов, не наживалась на страданиях бестолковых трудящихся масс, не благословляла Гитлера и пентагонских «поджигателей войны» на «крестовый поход против коммунизма», что это не она, «икая, брала взятки и торговала водкой в древнем соборе», как писал ополоумевший от музыки революции кумир моей юности.

XIV

Нет-нет! Ее саму заманили и обманули эти пузатые и бородатые «клерикалы», запугали чертями рогатыми и длиннолицыми угрюмыми святыми, и вот теперь держат взаперти и не пускают к Билибиным смотреть удивительный телевизор и не дают ходить, как мы с бабушкой, в клуб милиции на кинолекторий… А уж там-то бы ей порассказали, кто был этот ее «Исус-Христус» (я почему-то довольно долго был уверен, что Спаситель зовется именно так).

Ну хоть бы дали послушать радиоспектакль «Любовь Яровая»!

XV

Что оставалось делать юному герою?

Долг повелевал открыть Карповне подслеповатые глаза, ну хотя бы попытаться, ну, во всяком случае, твердо и недвусмысленно обозначить, что, не взирая и не смотря ни на какой гриб, ни на какие конфеты – подушечки, ни даже на купленный у тети Тоси, ворованный с кондитерской фабрики кусковой шоколад я не изменю научному мировоззрению Знайки и доктора Пилюлькина, чтобы и мои следы остались «на пыльных тропинках далеких планет» и чтобы, «как утверждают космонавты и мечтатели», на Марсе расцвели яблони.

«И сие буди, буди!»

XVI

Да, это будет не просто, потому что взрослым грубить нельзя, потому что Карповна такая хорошая и обижать ее жалко и страшно, но ведь есть же такое слово – «надо!», и «сыну артиллериста» и политработника «пора привыкать».

XVII

И каждый раз, напившись и наевшись от пуза и собравшись с нечистым духом, я, по совокупности этих причин, не глядя в глаза умиленной хозяйки, бурчал: «Карповна, Бога – нет!» и тут же в смятении чувств выбегал из сумрака мракобесия и изуверства на ослепляющее солнце.

Не знаю, согласишься ли ты, но мне мое тогдашнее profession de foi кажется интеллектуально и нравственно симметричным исповеданию постаревшей на наших глазах питерской рок– звезды, возглашающей под визг подростковой аудитории: «Бог есть! Это Я вам говорю!»

XVIII

Дней через пять-шесть история повторялась без каких-либо значительных изменений. Видимо, уж очень одиноко было этой чистенькой и тихонькой старушке.

Только раз Карповна не выдержала и жалобно вскрикнула мне вдогонку: «Засранец!»

От неожиданности, обиды и нечистой совести я расплакался и заорал: «А ты баптистка, баптистка!»

Пораженная столь чудовищным и нисколько не заслуженным обвинением в измене греко-кафолической церкви, Карповна тоже заплакала и пошла жаловаться моей бабушке.

XIX

Роза Васильевна выслушала ее со всегдашним своим невозмутимо ироническим добродушием, а после ухода удовлетворенной бабушкиной ласковостью жалобщицы ограничилась любимой осетинской присказкой: «Мана чи дессаг!», что приблизительно означает «Ну и чудеса!» и выражает свойственную некоторым героям Вудхауза «а smile of amused astonishment».

XX

Ибо моя любимая бабушка была стихийным, но убежденным и принципиальным агностиком, то есть, будучи женщиной здравомыслящей и умной, она не могла безоговорочно принять мой воинствующий научный атеизм и прозревала, что «Что-то/Кто-то там, наверное, есть», но, как человек в силу исторических и географических обстоятельств девственно невежественный, «в попов не верила» и относилась к ним с брезгливой опаской. Думаю, впрочем, что и самый высоколобый и утонченный агностицизм зиждется на тех же неколебимых основаниях.

XXI