Стихи

Вхожу к "Доминику", как лев, Пью портер, малагу и виски.

По карте, с достоинством ем

Сосиски в томате и крем, Пулярдку и снова сосиски.

Раздуло утробу копной…

Сановный швейцар предо мной Толкает бесшумные двери.

Умаявшись, сыт и сонлив,

И руки в штаны заложив, Сижу в Александровском сквере.

Где б вечер сегодня убить?

В "Аквариум", что ли, сходить, Иль, может быть, к Мэри слетаю?

В раздумье на мамок смотрю,

Вздыхаю, зеваю, курю И "Новое время" читаю…

Шварц, Персия, Турция… Чушь!

Разносчик! Десяточек груш… Какие прекрасные грушки!

А завтра в двенадцать часов

На службу явиться готов, Чертить на листах завитушки.

Однако: без четверти шесть.

Пойду-ка к "Медведю" поесть, А после – за галстуком к Кнопу.

Ну как в Петербурге не жить?

Ну как Петербург не любить Как русский намек на Европу? [1910] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

КУХНЯ Тихо тикают часы На картонном циферблате. Вязь из розочек в томате И зеленые усы.

Возле раковины щель Вся набита прусаками, Под иконой ларь с дровами И двугорбая постель.

Над постелью бывший шах, Рамки в ракушках и бусах,В рамках – чучела в бурнусах И солдаты при часах.

Чайник ноет и плюет. На окне обрывок книжки: "Фаршированные пышки", "Шведский яблочный компот".

Пахнет мыльною водой, Старым салом и угаром. На полу пред самоваром Кот сидит как неживой.

Пусто в кухне. "Т 1000 ик" да "так". А за дверью на площадке Кто-то пьяненький и сладкий Ноет: "Дарья, четвер-так!" [1922] Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

В РЕДАКЦИИ ТОЛСТОГО ЖУРНАЛА Серьезных лиц густая волосатость И двухпудовые, свинцовые слова: "Позитивизм", "идейная предвзятость", "Спецификация", "реальные права"…

Жестикулируя, бурля и споря, Киты редакции не видят двух персон: Поэт принес "Ночную песню моря", А беллетрист – "Последний детский сон".

Поэт присел на самый кончик стула И кверх ногами развернул журнал, А беллетрист покорно и сутуло У подоконника на чьи-то ноги стал.

Обносят чай… Поэт взял два стакана, А беллетрист не взял ни одного. В волнах серьезного табачного тумана Они уже не ищут ничего.

Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта Метнул глаза: "Прозаик или нет?" Поэт и сам давно искал ответа: "Судя по галстуку, похоже, что поэт"…

Подходит некто в сером, но по моде, И говорит поэту: "Плач земли? .." – "Нет, я вам дал три "Песни о восходе" И некто отвечает: "Не пошли!"

Поэт поник. Поэт исполнен горя: Он думал из "Восходов" сшить штаны! "Вот здесь еще "Ночная песня моря", А здесь – "Дыханье северной весны"".

– "Не надо, – отвечает некто в сером:У нас лежит сто весен и морей". Душа поэта затянулась флером, И розы превратились в сельдерей.

"Вам что?" И беллетрист скороговоркой: "Я год назад прислал "Ее любовь"". Ответили, пошаривши в конторке: "Затеряна. Перепишите вновь".

– "А вот, не надо ль?– беллетрист запнулся.Здесь… семь листов – "Последний детский сон"". Но некто в сером круто обернулся В соседней комнате залаял телефон.

Чрез полчаса, придя от телефона, Он, разумеется, беднягу не узнал И, проходя, лишь буркнул раздраженно: "Не принято! Ведь я уже сказал!.."

На улице сморкался дождь слюнявый. Смеркалось… Ветер. Тусклый, дальний гул. Поэт с "Ночною песней" взял направо, А беллетрист налево повернул.

Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин. Два жемчуга опять на мостовой… Ах, может быть, поэт был новый Пушкин, А беллетрист был новый Лев Толстой?!

Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку Надуй им жабу, тиф и дифтерит! Пускай не продают души в рассрочку, Пускай душа их без штанов парит… Между 1906 и 1909 Саша Черный. Стихотворения. Ленинград, "Советский писатель", 1960.

"СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ"

(1809-1909)

Ах, милый Николай Васильич Гоголь! Когда б сейчас из гроба встать ты мог, Любой прыщавый декадентский щеголь Сказал бы: "Э, какой он, к черту, бог? Знал быт, владел пером, страдал. Какая редкость! А стиль, напевность, а прозрения печать, А темно-звонких слов изысканная меткость?.. Нет, старичок… Ложитесь в гроб опять!"

Есть между ними, правда, и такие, Что дерзко от тебя ведут свой тусклый род И, лицемерно пред тобой согнувши выи, Мечтают сладенько: "Придет и мой черед!" Но от таких "своих", дешевых и развязных, Удрал бы ты, как Подколесин, чрез окно… Царят! Бог их прости, больных, пустых и грязных, А нам они наскучили давно.

Пусть их шумят… Но где твои герои? Все живы ли, иль, небо прокоптив, В углах медвежьих сгнили на покое Под сенью благостной крестьянских тучных нив? Живут… И как живут! Ты, встав сейчас из гроба, Ни одного из них, наверно, б не узнал: Павлуша Чичиков – сановная особа И в интендантстве патриотом стал

На мертвых душ портянки поставляет (Живым они, пожалуй, ни к чему), Манилов в Третьей Думе заседает И в председатели был избран… по уму. Петрушка сдуру сделался поэтом И что-то мажет в "Золотом руне", Ноздрев пошел в охранное – и в этом Нашел свое призвание вполне.