…Вот я снова пишу на далекую Каму.Ставлю дату: двадцатое декабря.Как я счастлива, что горячо и упрямоштемпеля Ленинграда на конверте горят.Штемпеля Ленинграда! Это надо понять.Все защитники города понимают меня.Ленинградец, товарищ, оглянись-ка назад,в полугодье войны, изумляясь себе:мы ведь смерти самой поглядели в глаза.Мы готовились к самой последней борьбе.Ленинград в сентябре, Ленинград в сентябре…Златосумрачный, царственный листопад,скрежет первых бомбежек, рыданье сирен,темно-ржавые контуры баррикад.Только все, что тогда я на Каму писала,все, о чем я так скупо теперь говорю, —ленинградец, ты знаешь, — было только началом,было только вступленьем к твоему декабрю.Ленинград в декабре, Ленинград в декабре!О, как ставенки стонут на темной заре,как угрюмо твое ледяное жилье,как врагами изранено тело твое…Мама, Родина светлая, из-за кольцаты твердишь: «Ежечасно гордимся тобой».Да, мы вновь не отводим от смерти лица,принимаем голодный и медленный бой.Ленинградец, мой спутник, мой испытанный друг,нам декабрьские дни сентября тяжелей.Все равно не разнимем слабеющих рук:мы и это, и это должны одолеть.Он придет, ленинградский торжественный полдень,тишины, и покоя, и хлеба душистого полный.О, какая отрада, какая великая гордость знать,что в будущем каждому скажешь в ответ:— Я жила в Ленинграде в декабре сорок первого года,вместе с ним принимала известия первых побед.…Нет, не вышло второе письмо на далекую Каму.Это гимн ленинградцам — опухшим, упрямым, родным.Я отправлю от имени их за кольцо телеграмму:«Живы. Выдержим. Победим!»