Не тем, что полстолетья будут сценыизображать солдатский наш уют;не тем, что в двадцать два узнали ценутому, что люди в сорок узнают;не сединой, что, может, слишком ранолегла походной пылью на виски,когда мы, жизнь примерив на броски,считали мины, не считая раны;не славой, что пришла к нам неспроста:на бланках похоронного листа,на остриях штыков под Балаклавой,в огнях ракет рождалась наша слава;ни даже тем, что, выйдя в путь тернистый,мы научились жертвовать собой.Мы тем гордимся, что последний выстрелзавещан нам отцовскою судьбой.Гордимся мы, что в наш двадцатый век, —на той земле, где дни не дни, а даты, —в семнадцатом родился человекс пожизненною метрикой солдата.Гордимся мы, быть может, даже тем,что нам о нас не написать поэм.И только ты, далекий правнук мой,поймешь, что рамка с черною каймойнам будет так узка и так мала,что выйдем мы из бронзы, из стекла,проступим солью,каплею,росойна звездном небе —светлой полосой.
1954
Песня о друге
Если радость на всех одна,На всех и беда одна.Море встаёт за волной волна,А за спиной спина.Здесь, у самой кромки бортов,Друга прикроет друг.Друг всегда уступить готовМесто в шлюпке и круг.Его не надо просить ни о чём,С ним не страшна беда.Друг мой — третье моё плечо —Будет со мной всегда.Ну, а случится, что он влюблён.А я на его пути,Уйду с дороги. Таков закон:Третий должен уйти.[2]
1954
Травы (Погоня)
Я старею, и снятся мне травы,а в ушах то сверчки, то шмели.Но к чему наводить переправына оставленный берег вдали?Ни продуктов, ни шифра, ни грязине хочу ни сейчас, ни потом.Мне сказали:— Взорвете понтони останетесь в плавнях для связи. —…И остался один во вселенной,прислонившись к понтону щекой,восемнадцатилетний военныйс обнаженной гранатной чекой.С той поры я бегу и бегу,а за мною собаки по следу.Все — на той стороне. Я последнийна последнем своем берегу.И гудят, и гудят провода.Боль стихает. На сердце покойней.Так безногому снится погоня,неразлучная с ним навсегда.