Холодный, голодный — я в людях зимую и летую,Чужие поля убираю, чужую скотину пасу.А где мое счастье — не знаю, а где моя радость — не ведаю, —В каком они скрылись дремучем лесу?В какую темницу заброшены, какими цепями привязаны?Услышат ли голос мой громкий, пришлют ли хорошую весть?..Есть мудрая книга на свете, в которой о счастье рассказано,И, может быть, мне предназначено ту книгу найти и прочесть.Так дайте же, добрые люди, так дайте же мне наставление,Чтоб знал я — куда и какая ведет человека тропа;Чтоб мог я не хуже, чем писарь, составить любое прошение,Чтоб мог понимать по-печатному нисколько не меньше попа!Нашел бы я книгу старинную, нашел бы тогда справедливую,Над ней бы и в полночь, и в заполночь сидел, не жалеючи глаз.Узнал бы доподлинно-точно про ту про дорогу счастливую,Которую недруги злые веками скрывают от нас.Созвал бы друзей да приятелей, собрал бы я толпы несметныеИз всех деревень и селений, из всех обездоленных стран;Сказал бы: послушайте, люди, — друзья вы мои безответные, —Про что вам сегодня расскажет, о чем прочитает Степан.Узнайте, за что нас не любят, за что нас забили, затукали,За что посылают живьем на погост…Напрасно, Степан! — Не угнаться тебе за науками, —Науки далёко отсюдова, науки — за тысячу верст.А версты туда не измерены, а тропы туда не проложены…Напрасно, Степан Тимофеич! Науки от всех батраковГлубокой рекою отрезаны, высокой горой отгороженыИ заперты там на двенадцать замков.
Песня четвертая
За лесом за темным дорога проходит железная,Над той над железной дорогой зеленая светит звезда.По той по железной дороге быстрое, чем птица небесная, —Степан Тимофеич видел, — летят по ночам поезда.Вагоны проносятся мимо, сверкая, как радость далекая,Вагоны проносятся мимо и тают в тумане, как сны.Вздыхает Степан Тимофеич, тоскует душа одинокая,Да некуда ехать Степану, да нет у Степана казны;Да все батраки и батрачки на свет рождены пешеходами,И целую жизнь неприкаянно — навстречу зиме и весне —Идут эти люди усталые, бредут со своими невзгодамиПо темной Российской империи, по грустной российской стране.Их босые ноги изранены, их буйные головы свешены,Одёжа покрыта заплатами, мешки и котомки пусты…А ты не грусти, Тимофеич, не вечно же будем мы пешими,Настанет пора благодатная, — поедешь, товарищ, и ты.Твою домовину сосновую поставят в телегу скрипучую,Быть может, какая старушка слезинку смахнет не спеша,Какой-нибудь дядя степенный усядется молча за кучера, —Чего же еще, Тимофеич, потребовать может душа?