Стихи и проза

Возмущение переполнило Капюшонова. Выбрав посреди неба подходящую звезду, он мысленно приказал ей: „Падай!“.

Звезда и не подумала стронуться с места.

– Падай, кому говорят! – страшным голосом закричал про себя Капюшонов, и в этот момент звезда, словно сорвавшись с невидимого гвоздя, заскользила вниз.

„То-то же, – удовлетворенно подумал Капюшонов, – нет чтобы сразу“.

Первое желание не заставило себя ждать.

– Для начала машину новую получить надо. Старую Колька-сменщик совсем раздолбал. В прошлом месяце еле сто сорок заработал, да слесарям еще за ремонт двадцатку отстегнул.

Звезда, набирая скорость, неслась к земле.

– Погодь, – приказал звезде Капюшонов, – тут подумать надо.

Звезда послушно замедлила ход, а Капюшонов погрузился в раздумья. За тридцать восемь лет жизни желаний у него накопилось немало, и требовалось выбрать самые заветные.

– Чтоб Зинаиде отпуск летом дали, тогда на юг вместе махнем.

Прошлым летом он отдыхал отдельно от жены, в желудочном санатории по горящей путевке. Тощища была смертная, хоть вой. Поселили его с двумя очкариками. Целый день они толкали друг другу про какие-то поля, а что они растят на тех полях, Капюшонов, сколько ни слушал, в толк взять не мог. Еле дождался конца срока.

– Чего бы еще такое загадать? – он почесал затылок и опять задрал голову вверх. Звезда была уже на уровне телевизионных антенн, натыканных на крыше его дома.

„С собаками чтоб не шлялись“, – пронеслось в голове, Собак Капюшонов не любил, а из живой природы больше всего уважал огурцы. А звезда уже тем временем скрылась за домом.

– И бачок, бачок, чтоб не тек, – плачущим голосом закричал Капюшонов, чувствуя, что его мысленная энергия уже на исходе.

За домом что-то сочно шлепнулось, словно упал большой бутерброд с колбасой. Капюшонов, крякнув, нагнулся, обул туфли и пошел домой спать.

1980

Критерий

Недавно у нас собрание было. Среди прочих решался вопрос, кому из коллектива предоставить право приобрести автомобиль „Запорожец“. Была предложена кандидатура лаборанта Кряквина. Говорят, мол, ударник, и работает давно, и с точки зрения моральных качеств сомнений тоже не вызывает. Председатель спрашивает:

– Какие будут мнения?

– Поставить! – все кричат.

А я смотрю из четвертого ряда на этого Кряквина и вижу: что-то в нем не то. То есть вроде и одет нормально, и туфли на нем отечественные, а есть в нем что-то такое, неуловимое. В глазах, может, а может, и не в глазах, но есть, одним словом.

Я тогда встаю и говорю:

– Я не знаю, кто как, товарищи, но я бы, например, с Кряквиным в разведку не пошел.

И сел.

Кряквин тут же вскочил, галстук на себе рванул, руками махать начал. Сразу стало видно, что это за человек. А тут у него от волнения еще и голос сел.

– Не надо мне, – сипит, – вашего „Запорожца“!

Понятно, что не надо. Кто ж его теперь тебе даст, горемыке?

С тем и разошлись.

Но, чувствую, что ко мне после этого собрания как-то уважительнее относиться стали. В дверь первым пропускают. За советами обращаются. В жилищную комиссию избрали.

Проводим мы как-то заседание. Рассматриваем заявление экономиста Низрюхиной об улучшении ее жилищных условий. Она проживает с мужем и двумя детьми в однокомнатной квартире. Работает на предприятии восемь лет.

– Какие будут мнения? – спрашивает председатель.

– Поставить! – все кричат.

А я сижу за длинным столом на угловом стуле, смотрю на эту Низрюхину и вижу – не тот она человек. То есть вроде бы все у нее как у всех, а вместе с тем что-то не то.

– А ваше мнение, товарищ Верзаев? – спрашивает меня председатель.

– Дело, конечно, ваше, товарищи, – говорю, – но лично я бы с экономистом Низрюхиной в разведку не пошел.

Растерялась Низрюхина, глазом заморгала, губы у ней задрожали.

– Почему это, – говорит, – Верзаев, вы бы со мной туда не пошли?

А я в ответ только руками развел – в том смысле, что сердцу, мол, не прикажешь.

Тут все как-то немножко поостыли и решили с улучшением Низрюхиной пока повременить. А через полгода меня избрали в другую комиссию.

Сижу я как-то в торце стола, провожу заседание. Обсуждается кандидатура инженера Черноплодова на предмет его туристической поездки по странам Средиземноморья. Вроде бы по всем показателям товарищ подходит. А я на него смотрю – и весь он у меня как на ладони. Поднимаюсь я с председательского места и говорю:

– Я не знаю, товарищи, какие будут мнения, только я бы с товарищем Черноплодовым в разведку не пошел. Не пошел бы я с товарищем Черноплодовым в разведку!

И сделал Черноплодову окорот.

Выхожу я после заседания из своего кабинета. Гляжу, стоит Черноплодов у окна. Головой к стеклу прижался. В руке окурок догорает, к пальцам подбирается. Жалко мне его стало, и думаю я про себя: „И чего ты, дурак, разнюнился? Да я бы и без тебя в разведку не пошел. Чего я там забыл, в разведке этой?!“.

1980

Каждый охотник желает знать, где сидит фазан