Однажды, ноябрьской ночью, опасаясь обыска,я бросил в реку катушку с магнитофонной пленкой.Ту самую…Ну, ты знаешь, о чем речь.После этого долго, проходя по мосту через Самош,я слышал твой голос, долетающий из воды.Ночь в Уэльсе
В уэльском тихом городке так расставаться больно!..А городков таких в душе накоплено довольно.Ты хочешь разомкнуть их круг — но снова, снова, сноваты видишь: цепью прочной той ты безнадежно скован.Мерцает на траве рассвет, вкус поцелуя стынет,ты знаешь: эта ночь умрет, до утра не дотянет.Синеет незабудки глаз; шуршит песок в пустыне.Немолчен перестук колес; но нет и в нем ответа:ее ты ночью целовал? иль только снилось это?Индейские слова, прозвучавшие по радио
Поэту Уильяму Листу Хиту Муну
Индейцы нас в беде не бросят.Другие — да, но эти — нет, они в беде не бросят.Эх, знать бы им, что венгров ждет под Шегешваром,но как могли они узнать про наш разгром под Шегешваром?Наверняка они пришли б, пришли бы к нам на помощь,и кто-то точно бы узнал, услышал бы об этом:индейцы, знаете, за нас, скажите срочно Бему[2].Однажды утром адъютант вбежал бы к генералу:по Берингову перевалу,по Берингову перевалук нам едет на лихих конях отряд друзей-индейцев,они промчатся, пролетят через тайгу и горы,прорвутся на лихих конях сквозь всякие преграды,они идут на помощь к нам, они идут на помощь!И оживились бы вокруг майоры и солдаты,и стали бы кричать «виват», бросая в воздух шапки…Друзья-индейцы, тут у нас нет даже резерваций.Нам бы и гетто, бантустан — уж как бы были кстати,но нет, но нет у нас, увы, чего-либо такого.Бывает, соберемся мы, всем племенем, под вечер,сидим в кофейне, курим и молчим.Эй, барышня, красавица, подайтенам, что ли, во-он тот вкусный пирожок.И снова тихо. Только в голове,под волосами, что на лоб упали, бродитодна, одна навязчивая мысль:а вдруг когда-нибудь по перевалу,по Берингову или по другому,придут, придут, придут на помощь к нам,придут, придут, примчатся к нам на помощь,пробьются и придут на помощь к наминдейцы. Ведь они в беде не бросят.Индейцы — не оставят нас в беде.Стихотворение это требует некоторого пояснения. На состоявшемся в Будапеште в 1985 году Всемирном форуме деятелей культуры, 15 ноября, на трибуну поднялся Уильям Лист Хит Мун, член американской делегации, индеец по происхождению, и в своем выступлении подробно рассказал о ситуации, в которой оказался Геза Сёч. По его сведениям, Геза Сёч, венгерский поэт, живущий в Румынии, находится под домашним арестом, и полицейскому, поставленному надзирать за ним, дано распоряжение: как только поэт сядет за пишущую машинку, выдирать из каретки бумагу. Мун обратился к румынскому правительству с настоятельной просьбой: объявить поэтов национальным достоянием; делегатов же, присутствующих на Форуме, он попросил, чтобы они всюду, где бы ни находились, в полный голос говорили о поэтах, обреченных у себя, в родной стране, на молчание. Об этом Геза Сёч узнал от друзей, которые следили за работой Форума по радио, — отсюда такой заголовок стихотворения.