Последний день июня месяца; на тысячуверст кругом Россия – родной край.Ровной синевой залито всё небо; одно лишьоблачко на нем – не то плывет, не то тает.Безветрие, теплынь… воздух – молокопарное! Жаворонки звенят; воркуют зобастыеголуби; молча реют ласточки; лошадифыркают и жуют; собаки не лают и стоят,смирно повиливая хвостами. И дымком-то пахнет, и травой —и дегтем маленько – и маленько кожей.Конопляники уже вошли в силу и пускаютсвой тяжелый, но приятный дух. Глубокий, но пологий овраг. По бокамв несколько рядов головастые, книзуисщепленные ракиты. По оврагу бежитручей; на дне его мелкие камешки словнодрожат сквозь светлую рябь. Вдали, наконце-крае земли и неба – синеватая чертабольшой реки. Вдоль оврага – по одной сторонеопрятные амбарчики, клетушки с плотнозакрытыми дверями; по другой сторонепять-шесть сосновых изб с тесовымикрышами. Над каждой крышей высокийшест скворечницы; над каждым крылечкомвырезной железный крутогривый конек.Неровные стекла окон отливают цветамирадуги. Кувшины с букетами намалеванына ставнях. Перед каждой избой чинностоит исправная лавочка; на завалинкахкошки свернулись клубочком, настороживпрозрачные ушки; за высокими порогамипрохладно темнеют сени. Я лежу у самого края оврага наразостланной попоне; кругом целыевороха только что скошенного, до истомыдушистого сена. Догадливые хозяеваразбросали сено перед избами: пусть ещенемного посохнет на припеке, а там и всарай! То-то будет спать на нем славно! Курчавые детские головки торчат изкаждого вороха; хохлатые курицы ищутв сене мошек да букашек; белогубый щенокбарахтается в спутанных былинках. Русокудрые парни, в чистых низкоподпоясанных рубахах, в тяжелых сапогахс оторочкой, перекидываются бойкимисловами, опершись грудью на отпряженнуютелегу, – зубоскалят. Из окна выглядывает круглолицаямолодка; смеется не то их словам, не товозне ребят в наваленном сене. Другая молодка сильными рукамитащит большое мокрое ведро из колодца…Ведро дрожит и качается на веревке, роняядлинные огнистые капли. Передо мной стоит старуха-хозяйка