…У немца в работницах полька жила.Иссохла в неволе. Слегла. Умерла.Сломил ее каторжный труд…Гораздо выносливей русский народ.И за руку немец Марусю берет,Сказав коменданту: «Зер гут».Так вот для чего отобрали врачиЧетырнадцать из тридцати!Никто не услышит – кричи не кричи,Никто не придет, чтоб спасти.Беги не беги – никуда не сбежать,Собаками будут травить.Здесь некому русское слово сказать,Чтоб тяжкое горе излить.* * *От зорьки до зорьки, с темна до темнаМаруся работать должна.Повсюду она и повсюду одна,А ночью, когда не нужна,Приляжет Маруся, прикроет глаза,И вот он – дотронься рукой —Родительский дом, и склонилась лоза,Качаясь над тихой рекой…И слышит Маруся, как лошадь куют,Как стадо мычит за селом…И слезы от самого сердца встают,Становятся в горле колом.Над городом Кельном, ловя самолет,Сошлись и скрестились лучи.Для фронта немецкий военный заводРаботает в темной ночи.Хозяева спят. А Маруся не спит,Садится она за письмо.И ржавое перышко тихо скрипитИ пишет, и пишет само:«Из города Кельна на Рейне-рекеПишу я в Россию письмо.Здесь русские люди на левой рукеПозорное носят клеймо.Родные мои! Дорогие мои!О, если бы только могла —От немца зимой бы босая ушлаИ хлеба куска не взяла.Он горек, он проклят, не лезет он в ротС немецким названием «брот».Родные мои! Дорогие мои!О, если бы только могла,Я город бы этот на Рейне сожгла,Чтоб все в нем сгорело дотла!Я слышу воздушной тревоги сигнал.В окне ослепительный свет —Уже освещен за кварталом кварталОгнями советских ракет.Я смерти своей не боюсь. Не спешу.Я это письмо допишу…Я слышу сначала пронзительный свист,Потом оглушительный гром.Мне хочется крикнуть:«Сюда! Здесь – фашист!Разбей скорей этот дом!»Мне голову лучше в обломках сложить,Чем немцу служить и в невольницах жить!..* * *Ни марки, ни штемпеля нету на нем, —Письмо от Маруси дошло.Оно потемнело, как будто огнемБумажный листок обожгло.Быть может, его полицейские жгли,Но ветром его унесло,Быть может, его в облаках пронесли,Укрыв под стальное крыло…1942