Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

Женька остановился у дерева, к столу не подошел. Он смотрел на мать, отрешенную в тот час от печалей, с помолодевшим лицом сидевшую среди других женщин за столом, где самым почетным гостем был тот парень, расправившийся утром со свиньей.

— Ну спой ту, ну — эту, — просила Зина мать Женьки. — Спой, я тебя прошу!

— Какую? — улыбалась Люся. — Я не знаю.

— Ну эту, — что-то напела Зина, обнимая Люсю.

«Чайка смело пролетела над седой волной, окунулась и вернулась…» — запела Люся. И все, кто помоложе, подхватили: — «Ну-ка, чайка, отвечай-ка — друг ты или нет, ты возьми-ка отнеси-ка милому привет…»

Эту песню пели в тот вечер, когда приехал Федор, отец Женьки. Пели ее за столом.

Может быть, в другом настроении Женька так бы и не поступил. Но сейчас он не мог спокойно среагировать на происходящее — хотя ничего возмутительного и не происходило, — но Женька вдруг обиделся на мать, на то, что она поет ту же песню и на нее смотрит этот здоровый мужик теперь уже не в маечке, а в гимнастерке, — обиделся он еще и потому, что его настроение шло вразрез с этим праздником — уж совсем несправедливая обида, но и такое бывает. Он повернулся и пошел прочь. Его заметили, стали ему кричать. А он не обернулся, ушел, прибавляя шаг.

Первый раз Женька проснулся не дома. Утро только начиналось, и проснулся он оттого, что замерз. Он сидел на станции, на краю платформы, прислонившись к ящику. Раньше это была большая станция, и вокзал здесь наверняка был — развалины об этом говорили, а сейчас на длинной платформе наспех сколотили барак — вот и все, и еще висел медный колокол — еще тот, довоенный, — непонятно, как он сохранился.

Станция уже действовала. По многочисленным путям сновали маневровые паровозы, слышались голоса. Тут же разгружали с платформ доски, трубы. Все, что сгружалось, оттаскивалось на лошадях в сторону, волоком или же на телегах. От недалекого леса шел туман, низко, по самой земле.

Люся, мать Женьки и Лены, Зина и другие женщины разгружали на станции эшелон дров. Собственно, работа была уже закончена. Аккуратные штабеля распиленных чурок были сложены у путей. За работу женщины получали дровами.

Люся и Зина, нагрузив свои две тачки дровами, отправились домой.

Рядом толкали свои тачки другие женщины. Все шли молча, усталые и занятые собственными мыслями.

У дома Люся остановилась, постучала в свое окно. Никто не ответил.

Она начала носить дрова в дом. Сбросив у печки первую партию, она вошла в комнату посмотреть ребят, но там никого не было.

Вышла на улицу, посмотрела по сторонам. Рядом у подъезда стояла нагруженная тачка дров.

— Господи… — сказала Люся, и лицо у нее было такое невеселое, что казалось, еще секунда — и она расплачется от всего этого.

Она подняла глаза и увидела, что через двор прямо к ней идет Лена. Идет и плачет.

Люся дождалась, пока она приблизится, потом присела, обняла дочь.

— Мамочка! — только и сказала Лена.

— Что это ты такая белая? — спросила Люся.

— А я зуб вырвал, — Лена открыла рот. — Видишь? Молочный.

— Ладно, — сказала Люся, — давай дрова носить.

— Давай. — Лена накладывала дрова на руки матери.

— А Женьки все нет. — Лена не смотрела на мать.

— Ничего, найдется, — сказала Люся.

Так они внесли в дом все дрова из тачки.

Поезда здесь шли довольно часто.

Из Польши, Германии, со всей Западной Европы возвращались на родину захваченные в плен и угнанные в неволю люди.

Пока еще мало возвращалось солдат, но и они уже были.

День был пасмурный, ветреный.

Женька случайно посмотрел влево: рядом с ним сидел Игорь.

— Здорово, — сказал Игорь, не глядя на Женьку.

— Здорово, — сказал Женька.

— Есть хочешь? — спросил Игорь.

— Давай.

Игорь протянул ему кусок хлеба.

— Что ты тут делаешь? — спросил Женька.

— Поезд из Польши должен быть. Может, наша Надька приедет. А может, кто про нее что знает.

— Сколько уже этих поездов было, — сказал Женька.

— Да я знаю… Это все мать…

Они помолчали. Поезд еще не подходил, но платформа уже заполнялась людьми. Зина, мать Игоря, была среди них.

Показался состав. Как всегда бывает, встречающие столпились в самом начале платформы, словно забыв, что поезд протянет вагоны до самого ее конца.

Женька и Игорь соскочили с решетки.

Состав целиком состоял из теплушек. Замелькали в раскрытых дверях лица, послышались крики: «Мама! Мама!», «Сережа!», «Мама, я здесь», «Ой, доченька!», «Не прыгай, обожди!». Но кто-то не выдержал, на ходу спрыгивает на платформу, падает, встает и попадает в чьи-то руки.

Поезд остановился. Платформа сразу наполнилась людьми, стало шумно. Зина, Игорь и Женька пробивались в толпе среди поцелуев, объятий, среди таких же, как они, растерянно смотревших по сторонам в поисках родного лица, среди плачущих женщин и коротко стриженных, худых девочек, приехавших «оттуда», вернувшихся, уцелевших, живых.