Стихи разных лет

Осень в гости. Вот морока.
Запоздала – и с порога
За работу принялась,
Недовольная итогом
Летних шалостей и дрязг.

Всё казалось ей несносным:
Слишком буйная листва
И мельканье крыльев пёстрых
Возле пыльного куста.

Ночью веки не смыкала,
Чтобы время не терять.
Кистью в охре помакала —
Завтра будет рисовать.

Тучи с севера скликала,
Чтоб по веткам дождь хлестал,
Чтобы ветер, как бывало,
Листья сотнями срывал.

Клонит в сон. Рассвет всё ближе…
Что ж ещё? Ах, да, цветы!
И уже морозцем лижет
В белых россыпях кусты.

Всё испортила злодейка:
Серым выкрасила даль,
Перепачкала скамейки —
Ничего-то ей не жаль!

Задремала лишь под утро,
Веки нехотя смежив,
Торопливый, грозный суд свой
Над природою свершив.

(На кромке, с. 14–15.)

В этой поэтической картине автор показал осень как деятельное лицо, меняющее состояния природы. Осень в изображении Марины – художник, уполномоченный природой для отображения её в красках. В то же время она есть субъект, воздействующий на тучи, ветер, дождь; субъект, способный к бодрствованию и сну. В конце стихотворения об осени говорится уже как о судье, который стоит над природой, действует активно и своевольно. Олицетворение осени в виде особого надприродного начала не говорит об обращении поэтессы к мифологии. Такой приём олицетворения часто использовали многие поэты. Например, Николай Рубцов в одном из стихотворений пишет: «мороз под звёздочками светлыми. идёт, поигрывая ветками». Сергей Есенин говорит о клёне: «или что увидел, или что услышал, словно за деревню погулять ты вышел», а Андрей Белый в стихотворении «Осень» пишет: «Пролетела весна. Лес багряный шумит. Огневая луна из тумана глядит.» (Андрей Белый. Золото в лазури. Репринтное воспроизведение издания 1904 года. – М.: Прогресс-Плеяда, 2004. – С. 171.)

Марина Глебова пишет не как мифологический мыслитель, а пробует себя как поэтесса и в художественном понимании любви, и в описании своих душевных состояний, и в изображении картин природы. Но природа у неё не нейтральна, не есть что-то несвязанное с человеком. Она свою силу, энергию и гармонию передаёт через эстетическую гармонию и человеку и вызывает в нём иногда философские догадки. Например, в стихотворении «Иллюзия» она даже в обычном природном явлении находит поучение для ума:

Меж рифами и скалами
Всегда найдётся щель.
Гляжу, как рыбы плавают,
Отыскивая мель.

Кого-то чайка сцапает,
Других настигнет мель.
Как глупо, как внезапно им
Придётся умереть.

Из щели выплыв каменной,
В дремоте, в забытье
Беспомощною камбалой
Валяюсь на песке.

Ко мне сквозь сон доносятся
То писк, то стон, то гвалт.
Прожорливые, господи,
Пускай себе шумят.

Не голод мне обузою,
Другая есть боязнь,
Что всё вокруг иллюзии,
А я меж ними связь.

Иллюзии изменчивы,
Да некем заменить, —
Затерянная в вечности
Тонюсенькая нить.

(На кромке, с. 26–27.)

Марина не пишет о покрывале Майи или об обнаружении лешего в явлениях природы: дожде, звуках из болота или о видениях во внезапно и быстро наступившей темноте. Иллюзия для неё – сон, в котором видна связь единичных, отдельных явлений с духом человека.