— Я сама не понимаю, — ответила Селеста, — Когда купол сняли, его глаза стали небесно голубыми и широкими, а глазные яблоки наоборот сузились. Выглядело жутко. Потом он сказал, что его желанием была моя смерть и внезапно послал это заклинание. Я не успела отклониться, потому что это было ну очень внезапно. Он ещё говорил что-то в духе «на одного проклятого ребенка меньше», я плохо слышала.
— Бред какой-то, у него точно крыша поехала, — сказала Паула.
— Может, он под каким-то заклятием был? — предположил Кристиан.
— Даже если и так, то он знал о споре и о желаниях, — начала Селеста, — Да и странно, что мы в одну пару попали. Мне кажется, это был какой-то заранее продуманный план. Но ради чего? Что бы им дала моя смерть, я же обычный ребенок, как и все.
— Не совсем. Вы с Кристианом — дети Сильвии Картэр, дети одной из самых шумных и отчаянных революционерок. Благодаря вашему отцу, все знают, что кто-то унаследует её судьбу и начнет поднимать все это заново. Поэтому Неизвестным так важно столкнуть хоть одного из вас.
Оба Картера задумались над её словами, в которых действительно было много правды и доля логики.
— Теперь мне ещё страшнее, — сказала Селеста, — Охоты ещё на нас не хватало из-за этого глупого пророчества.
— Как я понимаю, такие надежды на нас лишь «Неизвестные» подают, — Кристиан усмехнулся, — Другие о нас и родителях ни слова не говорят, относятся как к обычным детям только и всего. Они лишь шайка трусов, раз думают, что ребенок сможет разгромить их лагерь к чертям.
Он продолжил истерически смеяться, от чего девушки насторожились и затем попытались его успокоить.
— Простите, просто это так забавно, — ответил он, — Раз один из нас — спаситель Олимпа, тогда другой — преступник? Почему же они не пытаются вербовать кого-то из нас, а? Так один за них, другой против, разве не легко?
— Кто знает, — сказала Селеста, — Давайте сменим тему. Лучше расскажите, что было после того, как меня забрали.
Они, конечно, ей все рассказали. Про то, как полиция бездействовала из-за взятки, про родителей и брата Алфорда, про стычку и шкаф, про то, как они решили выбрать Ленору как нового участника и про прошедшие после этого бои и завершающие речи.
Все это время Селеста слушала с большим интересом, то удивляясь, то улыбаясь. Она была очень рада, что её навестили, но все же было очень одиноко лежать тут почти весь день, а выпишут её только ко вторнику. Кристиан был готов посещать её на протяжении всех этих дней, но сестра попросила этого не делать — путь был не коротким. Поэтому они остановились на письмах.
Пространство, в которое она попала, было темно-синим. Она не видела, где был источник света, вероятно, где-то сверху. Она видела пыль, которая медленно кружится кругами, видела пол, который будто бы немного блестел от этого самого света, видела свои руки, но не видела, что находится вдалеке. Там будто бы была тьма, которая рассеивалась от единого её шага.
Тут не было температуры, не было воздуха, не было никаких ощущений. Будто бы сама пустота.
— Ау, — попыталась крикнуть она, но не услышала своего голоса.
— Я тут, — этот голос она тоже не услышала, но почувствовала.
Из темного показался Фелипо. Правда, не тот, которого она видела в последний раз. Тот, которого она увидела перед тем, как уйти на каникулы — короткие белые волосы, не настолько впалые скулы, тонкие руки и добрые глаза.
— Не бойся, — он подошёл ближе, хотя она и не боялась, — Я нахожусь в Этом мире ровно двадцать один день после своей смерти. Как ты понимаешь, у меня не так много времени, чтобы попрощаться.
Теперь Селеста боялась до чертиков, но Фелипо лишь приветливо улыбнулся, как делал при жизни.
— Но зачем ты тут? — спросила она.
— Сказать пару последних слов лично тебе, — ответил он, — Начну с того, что жизнь не справедлива и не будет относится к тебе лучше ни при каких обстоятельствах, даже если ты будешь читать молитвы дни напролет и делать добрые дела. Мир никогда не полюбит тебя сильнее, но и черт с ним.
Фелипо становился странным. Каким-то грубым и открытым, будто бы скрывал эту сущность годами.
— Делай то, что считаешь нужным, смело ступай на грабли и не бойся совершить ошибку. Пусть даже все будет идти дерьмово, дерьмовей некуда, но всегда продолжай жить, ясно?
— Поняла, — лишь смогла ответить Селеста. Глаза её друга горели, речи шли безумные. Что его сделало таким, — болезнь, лекарства, смерть, рабство, — неизвестно. А может, он и вовсе всегда таким был.
— Это было первое, — Фелипо немного успокоился, — Вот второе: тело — лишь маска. Огромная маска из мяса и костей, если по-человечьи выражаясь. И далеко не все позволяют увидеть свою душу, потому что все бояться. Некоторые притворяются, что доверяют тебе, делятся всякими важными вещами, но никогда не замечаешь, что все это — хлам, который тебе ничего не даёт, или же ложь, которую ты не замечаешь. На этот крючок легко попасть, будь осторожна.