Стихотворения

О, доколе топтать мне песчаные груды,
За высокими звездами мчаться в тревоге?
Звездам ног не дано, не устать им в дороге.
Как в степи устают человек и верблюды.
Смотрят звезды – и нет у них вежд воспаленных,
Словно тяжкие вежды скитальцев бессонных.
Лица наши обуглены солнцем пустынным,
Но не стать уже черными этим сединам.
Судия ли небесный к нам будет жесточе
Наших дольных, не знающих жалости судей?
Я не жажду в пути: дождь омоет мне очи
И воды мне оставит в дорожном сосуде.
Я верблюдов, не гневаясь, бью в назиданье:
Да поймут, что идут с господином в изгнанье.
Говорил я верблюдам, пускаясь в дорогу:
«Пусть нога подгоняет без устали ногу!»
И, покинув Египет, рванулся стрелою
Джарс и Аль-Элеми у меня за спиною.
Конь арабский за мною летит, но покуда
Голова его – рядом с горбами верблюда.
Знает стрелы дружина моя молодая,
Как ведун, что их сыплет на землю, гадая.
Воин снимет чалму – вьются волосы черной
Шелковистой чалмой, на ветру непокорной.
Первый пух над губою, – а если нагрянет
Свалит всадника наземь, коня заарканит.
Больше жданного воины взяли добычи,
Но несытую ярость я слышу в их кличе.
Мира, словно язычник, не хочет мой воин,
И, встречаясь с врагом, он, как в праздник, спокоен
Копья, в сильных руках заиграв на раздолье,
Научились свистеть, словно крылья сокольи,
А верблюды, хоть в пене, но жесткой стопою
Топчут Рогль и Янем, красят ноги травою.
От чужих луговин отдаляемся ныне,
Там – на дружеской – мы отдохнем луговине.
Нас не кормит ни перс, ни араб. Приютила
Дорогого султана Фатиха могила.
И в Египте подобного нет на примете,
И другого не будет Фатиха на свете.
Не имел ни сильнейших, ни равных по силе,
С мертвецами Фатих уравнялся в могиле.
Напрягал я мой взор, повторял его имя,
Мир пустым пребывал пред глазами моими.
И увидел я снова дороги начало,
Взял перо и вступил с ним в былую забаву;
Но перо языком своим черным сказало:
«Брось меня и мечом зарабатывай славу.
Возвращайся ко мне после трудного боя.
Меч прикажет – перо не запросит покоя».
Так перо наставляло меня в разговоре.
Нужно было б от глупости мне излечиться,
Не послушался я – и мой разум не тщится
Опровергнуть, что сам он с собою в раздоре.
Можно цели достичь лишь оружьем да силой,
А перо никого еще не прокормило.
Если только ты принял скитальческий жребий,
Для чужих ты – как нищий, молящий о хлебе.
Племена разделяет неправда и злоба,
Хоть единая нас породила утроба.
Буду гостеприимства искать по-другому
И с мечом подойду я к недоброму дому.
Пусть железо рассудит, кто прав в этом споре:
Угнетатель иль те, кто изведали горе.
Мы надежных мечей не уроним до срока:
Наши длани – без дрожи, клинки без порока.
Мы привыкнем глядеть на страданья беспечно:
Все, что въяве мы видим – как сон, быстротечно.
И не жалуйся: каждое горькое слово,
Словно коршуна – кровь, только радует злого.
Вера прочь улетела и в книгах осела,
Нет ее у людского реченья и дела.
Слава богу, что мне посылает в избытке
И труды, и несчастья, но также терпенье;
Я в изгнанье моем нахожу наслажденье,
А другие в неслыханной мучатся пытке…
Удивил я судьбу, ибо выстоял гордо,
Ибо телом я тверже руки ее твердой.
Люди стали слабее метущейся пыли,
Жить бы древле, а ныне лежать бы в могиле!
Время смолоду наших отцов породило,
Нас – никчемных – под старость, с растраченной силой…