Снилась зима, и по белым сугробамШли вереницами, словно за гробом;Чудилось, будто идем к Иордану,А в вышине отозвалось нежданно:«Господу слава! Народ, к Иордану!»И впереди меня пара за паройДвигались люди – и малый и старыйВ белой одежде и цвета печали;Слева шли в черном и свечи держали,Как золотые точеные стрелы;Пламенем долу – и пламя горело.А шедшие в беломСправа цветы проносили, как свечи,Шли без огней и терялись далече;Глянул на лица – знакомых немало,Все как из снега – и страшно мне стало.Кто-то отстал; в пелене погребальнойВзгляд засветился – женский, печальный.Выбежал мальчик, догнал меня сзадиИ заклинает подать Христа ради.Дал ему грош – она два ему тянет,Сколько ни дам – она вдвое достанет;Нас обступают, мы золото мечем,Шарим – кто больше; дарить уже нечемСтыд нестерпимый! «Отдай им обратно,Слышно вокруг. – Пошутили, и ладно!»Мальчик кивает: «Берите, кто жадный».Но повернулся я к той, белорукой,Перекрестила, как перед разлукой.Вспыхнуло солнце и снег озарило,Но не сошел он, а взмыл белокрылоИ полетел караваном гусинымИ все вокруг стало теплым и синим!Запах Италии хлынул жасмином,Веяло розами над Палатином.И Ева предсталаПод белизной своего покрывала,Та, что в Альбано меня чаровала,И среди бабочек, в дымке весенней,Было лицо ее как Вознесенье,Словно в полете, уже неземная,Глянула в озеро, взгляд окуная,И загляделась, не дрогнут ресницы,Смотрит, как будто сама себе снится,И, отраженная той синевою,Трогает розу рукой снеговою.Силюсь шагнуть – и не чувствую тела,Речь на раскрытых губах онемела,Сонное счастье, отрада ночная!Кто о ней скажет и есть ли инаяСлаще и слезней? От яви палящейСон исцеляет, как месяц над чащей…Молча приблизился, взял ее руку,И поглядели мы в очи друг другуИ не видал я печальнее взгляда.Молвил: «Сестра моя! Что за отрадаСнится во взгляде твоем невеселомСловно иду полутемным костелом!»Оборотилась с улыбкою детской:«Прочит меня за другого отец мой,Но ведь недаром я ласточкой сталаВидел бы только, куда я летала!А полечу еще дальше, к восходу,В Немане крыльями вспенивать воду;Встречу друзей твоих – тяжек был хмель их:Все по костелам лежат в подземельях.В гости слетаю к лесам и озерам,Травы спрошу, побеседую с бором:Крепко хранит тебя память лесная.Все, что творил, где бывал, разузнаю».Тихо я слушал – и, полный загадок,Был ее голос понятен и сладок.Слушал – и сам себя видел крылатымИ умолял ее взять меня братом.Но защемило от давней тревоги,Что же расскажут лесные дороги.И, вспоминая свой путь легковерныйС буйством порывов и пятнами скверны,Знала душа, разрываясь на части,Что недостойна ни неба, ни счастья.И увидал я – летит над водоюБелая ласточка с черной ордою:Сосны и липы явились за мною,Ветка за веткой – вина за виною…К небу лицом я проснулся от мукиКак у покойника, сложены руки.Сон мой был тихим. И в рани белесойВсе еще пахли Италией слезы,Все еще теплили запах жасмина,И гор Албанских, и роз Палатина.