Набухнет стон, как ступишь на крыльцо,В уме сотрется даже цифра часа,Обложит полночь густотертой массой,И в ней оттиснется мое лицо.И, ощупью ступая, как по краю,Теперь-то мне и хочется сказать,Когда я ничего уже не знаю,Когда я проклят иль прощен опять?Когда словам не в силах доверятьИ, открывая чистую тетрадь,На помощь только время призываюДа совесть… А покуда, печка, грейНе одного меня, а всех, кто в Доме.Чего порой не сыщешь у людей,Найдешь в дровах, иль угле, иль соломе.И прояснится ум в тебе тогда,И счет пойдет, но не такой,как прежде:Что называлось именем — Беда,Ты сбросишь, словно стылые одежды,И вот в одной рубашке, не кляня —Благодаря без слова за проклятье,Как от успеха, руки от огняТы потираешь — ты готов к расплате.И станешь думать: странен человек!Всю жизнь себя передает другомуЧерез предметы: вот он, мой ночлег,Где три хозяйки вверенному ДомуПридали вновь гостеприимный вид,И в книге, что подсунута на случай,Мое перо не жалобно скрипит,А свищет благодарно и певуче.Хозяйки русской добрые чертыРаспознаешь в бесхитростных предметах:Там — знак ее труда и чистоты —Две простыни, как два квадратных света.Они морозцем тонким отдаютИ ждут усталых после обогрева,А печка, довершая весь уют,Теплом и гулом каменного чреваПробудит что-то древнее в тебе:Быть может, тягу к Очагу и Дому,Что столько лет в кочующей судьбе,Как к своему, ведет меня к любому.И час такой настроил бы меняНа этот лад надолго — хоть до утра.Здесь лица барельефны от огня,Здесь мысль приходит первобытно-мудрой,И все, что называем суетой,Которая дана взамен событий,Уже пережитое, на отстойВ душе пойдет, чтоб завтра стать забытым.Пока ж оно, немирное еще,Во мне перекипает, словно пена.Зачем, подсвеченная горячо,Ты из него выходишь постепенно?Скажи, зачем со мной пришла сюда?Мужские сны подсматривать? Подслушать,Как их словами бредит темнота,Как в ней неусыпленно реют души?Как этот навзничь брошенный пилотИз сельской авиации, как плена,Боящийся ненастья, — солнца ждет,Оборотясь лицом ко всей Вселенной?Ты слышишь, как он вскрикнул и затих,Как будто понял: звуки слишком грубы,И чье-то имя, трудное, как стих,Вылепливают судорожно губы.И та, кому принадлежит оно,Не знает, что коротенькое имяПримерено и накрепко даноВсей жизни, на двоих уж неделимой.И мне какое дело в этот часДо наших бед — они добра приметы,Когда взаимно мы в самих же нас —Переданные не через предметы!