Ликует буйный Рим… торжественно гремитРукоплесканьями широкая арена:А он – пронзенный в грудь, – безмолвно он лежит,Во прахе и крови скользят его колена…И молит жалости напрасно мутный взор:Надменный временщик и льстец его сенаторВенчают похвалой победу и позор…Что́ знатным и толпе сраженный гладиатор?Он презрен и забыт… освистанный актер.И кровь его течет – последние мгновеньяМелькают, – близок час… Вот луч воображеньяСверкнул в его душе… Пред ним шумит Дунай…И родина цветет… свободный жизни край;Он видит круг семьи, оставленный для брани,Отца, простершего немеющие длани,Зовущего к себе опору дряхлых дней…Детей играющих – возлюбленных детей.Все ждут его назад с добычею и славой…Напрасно – жалкий раб, – он пал, как зверь лесной,Бесчувственной толпы минутною забавой…Прости, развратный Рим, – прости, о край родной…Не так ли ты, о европейский мир,Когда-то пламенных мечтателей кумир,К могиле клонишься бесславной головою,Измученный в борьбе сомнений и страстей,Без веры, без надежд – игралище детей, Осмеянный ликующей толпою!И пред кончиною ты взоры обратилС глубоким вздохом сожаленьяНа юность светлую, исполненную сил,Которую давно для язвы просвещенья,Для гордой роскоши беспечно ты забыл:Стараясь заглушить последние страданья,Ты жадно слушаешь и песни старины,И рыцарских времен волшебные преданья —Насмешливых льстецов несбыточные сны.
1836
Еврейская мелодия
(Из Байрона)
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей! Вот арфа золотая:Пускай персты твои, промчавшися по ней, Пробудят в струнах звуки рая.И если не навек надежды рок унес, Они в груди моей проснутся,И если есть в очах застывших капля слез — Они растают и прольются.Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец, Мне тягостны веселья звуки!Я говорю тебе: я слез хочу, певец, Иль разорвется грудь от муки.Страданьями была упитана она, Томилась долго и безмолвно;И грозный час настал – теперь она полна, Как кубок смерти, яда полный.