Вы говорите, доктор, что исходСомнителен? Ну что ж, господня воля!Уж мне пошел пятидесятый год,Довольно я жила. Вот только бедный КоляМеня смущает: слишком пылкий нрав,Идеям новым предан он так страстно,Мне трудно спорить с ним – он, может быть,и прав, —Боюсь, что жизнь свою загубит он напрасно.О, если б мне дожить до радостного дня,Когда он кончит курс и выберет дорогу.Мне хлороформ не нужно: слава Богу,Привыкла к мукам я… А около меняПортреты всех детей поставьте, доктор милый,Пока могу смотреть, хочу я видеть их.Поверьте: в лицах дорогихЯ больше почерпну терпения и силы!..Вы видите: вон там, на той стене,В дубовой рамке Коля, в черной – Митя…Вы помните, когда он умер в дифтеритеЗдесь, на моих руках, вы всё твердили мне,Что заражусь я непременно тоже.Не заразилась я, прошло тринадцать лет…Что вытерпела я болезней, горя… Боже!Вы, доктор, знаете… А где же Саша? Нет!Тут он с своей женой… Бог с нею!Снимите тот портрет, в мундире, подле вас;Невольно духом я слабею,Как только встречу взгляд ее холодных глаз.Всё Сашу мучит в ней: бесцельное кокетство,Характер адский, дикая враждаК семейству нашему… Вы знали Сашу с детства,Не жаловался он ребенком никогда,А тут, в последний раз, – но это между нами —Он начал говорить мне о жене,Потом вдруг замолчал, упал на грудь ко мнеИ плакал детскими, бессильными слезами…Я людям всё теперь простить должна,Но каюсь: этих слез я не простила…А прежде как она любила,Каким казалась ангелом она!..Вот Оля с детками. За этих, умирая,Спокойна я. Наташа, ангел мой!Уставила в меня глазенки, как живая,И хочет выскочить из рамки золотой.Мне больно шевельнуть рукой. ПерекреститеХоть вы меня… Смешно вам, старый атеист,Что ж делать, Бог простит! Вот так… Да отворитеОкно. Как воздух свеж и чист!Как быстро тучки белые несутсяПо неразгаданным, далеким небесам…Да, вот еще: к моим похоронам,Конечно, дети соберутся.Скажите им, что, умирая, матьБлагословила их и любит, но ни слова,Что я так мучилась… Зачем их огорчать!Ну, доктор, а теперь начните – я готова!..Июль 1886