Кто сей красавец, на розах с тобоюНежась, играет, облит благовоньем, В тайном сумраке грота? —Алые пе́рсты твои расплетаютШелкову косу на радость счастливца: Волны струйчата златаПали роскошно на лилии персей,Выя на рамо; рука в руку; тают Негой страстною очи;Сладостный шепот, и томные вздохи,И лобызанья!.. О, жалкий счастливец! Скоро, скоро оплачетКлятвы и верность и, призванны лестью,Горние силы в поруки обетов! — Бурный плаватель бездны,Быстро застигнут внезапным ненастьем,Скажет он поздно ужасную правду: «Ах! не верить бы морю!Страстным бы Пирры не верить улыбкам,Льстивым вздыханьям коварного ветра!.. Ныне любезен; завтраЛаски другому!..» Ах! горе, кто ПирруНовый увидит! — На дске сей заветной[1] Вижу я в поученье:Стрелы, и светоч, и лук, и повязку,Горестны знаки златых обольщений! Там написаны в памятьСмехи и слезы, надежды и страхи,Купленны горем веселия тени; Там сплелися руками,Вдаль друг от друга отклоншие взоры,Строгая клятва и с ней преступленье!.. Всё тебе возвращаю,Бог легкокрылый! Мне рощи Парнаса,Мне улыбнулись! Мне веет радость С лиры звучныя Феба.<1826>
Правому в жизни, чуждому порока,Фускус, ненужны лук, железо мавров;Полные тулы стрел, преднапоенных Ядом, ненужны!Хощет ли Сиртов плавать чрез пучины,Хощет ли Кавказ негостеприимный,Бреги ль изведать, кои пресловутый Гидасп лелеет.Тако в Сабинах (где я, воспеваяЛилу, в лес чуждый, странник, углубился)Волк, меня встретив, дрогнул, и промчался Пред безоружным!Зверь преужасный! — Дафния подобныхРатная в дебрях не питает мрачных,Юбы владенье, знойная не водит Тигров отчизна.Брось меня случай в тундры ледяные,Где зефир летний жизнию не дышит,В тучах зловредных землю буреносный Юпитер давит;Брось под огнями рдяной колесницыСолнца — в пустынях, смертному безвестных:Лила мне радость; радость — Лилы слово; Радость — улыбка.<1826>