Читаем Стихотворения 1921-1941 годов полностью

Рукой осторожной и тонкой

Распутаю путы:

Ручонки — и ржанью

Послушная, зашелестит амазонка

По звонким, пустым ступеням расставанья.

Топочет и ржет

В осиянном пролете

Крылатый. — В глаза — полыханье рассвета.

Ручонки, ручонки!

Напрасно зовете:

Меж ними — струистая лестница Леты.

27 июня 1921

<p>6. «Седой — не увидишь…»</p>

Седой — не увидишь,

Большим — не увижу.

Из глаз неподвижных

Слезинки не выжмешь.

На всю твою муку,

Раззор — плач:

— Брось руку!

Оставь плащ!

В бесстрастии

Каменноокой камеи,

В дверях не помедлю,

Как матери медлят:

(Всей тяжестью крови,

Колен, глаз —

В последний земной

Раз!)

Не кр'aдущимся перешибленным зверем, —

Нет, каменной глыбою

Выйду из двери —

Из жизни. — О чем же

Слезам течь,

Раз — камень с твоих

Плеч!

Не камень! — Уже

Широтою орлиною —

Плащ! — и уже по лазурным стремнинам

В тот град осиянный,

Куда — взять

Не смеет дитя

Мать.

28 июня 1921

<p>7. «Ростком серебряным…»</p>

Ростком серебряным

Рванулся ввысь.

Чтоб не узрел его

Зевес —

Молись!

При первом шелесте

Страшись и стой.

Ревнивы к прелести

Они мужской.

Звериной челюсти

Страшней — их зов.

Ревниво к прелести

Гнездо богов.

Цветами, лаврами

Заманят ввысь.

Чтоб не избрал его

Зевес —

Молись!

Все небо в грохоте

Орлиных крыл.

Всей грудью грохайся —

Чтоб не сокрыл.

В орлином грохоте

— О клюв! О кровь! —

Ягненок крохотный

Повис — Любовь…

Простоволосая,

Всей грудью — ниц…

Чтоб не вознес его

Зевес —

Молись!

29 июня 1921

<p>8. «Я знаю, я знаю…»</p>

Я знаю, я знаю,

Что прелесть земная,

Что эта резная,

Прелестная чаша —

Не более наша,

Чем воздух,

Чем звезды,

Чем гнезда,

Повисшие в зорях.

Я знаю, я знаю,

Кто чаше — хозяин!

Но легкую ногу вперед — башней

В орлиную высь!

И крылом — чашу

От грозных и розовых уст —

Бога!

30 июня 1921

<p><9>. «Твои….. черты…»</p>

Твои….. черты,

Запечатленные Кануном.

Я буду стариться, а ты

Останешься таким же юным.

Твои….. черты,

Обточенные ветром знойным.

Я буду горбиться, а ты

Останешься таким же стройным.

Волос пол'yденная тень,

Склоненная к моим сединам…

Ровесник мой год в год, день в день,

Мне постепенно станешь сыном…

Нам вместе было тридцать шесть,

Прелестная мы были пара…

И — радугой — благая весть:

……. — не буду старой!

Троицын день 1921

<p><10>. «Последняя прелесть…»</p>

Последняя прелесть,

Последняя тяжесть:

Ребенок, у ног моих

Бьющий в ладоши.

Но с этой последнею

Прелестью — справлюсь,

И эту последнюю тяжесть я —

Сброшу.

………………….

Всей женскою лестью

Язвя вдохновенной,

Как будто не отрок

У ног, а любовник —

О шествиях —

Вдоль изумленной Вселенной

Под ливнем лавровым,

Под ливнем дубовым.

Последняя прелесть,

Последняя тяжесть —

Ребенок, за плащ ухватившийся… — В муке

Рожденный! — Когда-нибудь людям расскажешь,

Что не было равной —

В искусстве Разлуки!

10 июля 1921

<p>«Два зарева! — нет, зеркала…»</p>

М. А. Кузмину

Два зарева! — нет, зеркала!

Нет, два недуга!

Два серафических жерла,

Два черных круга

Обугленных — из льда зеркал,

С плит тротуарных,

Через тысячеверстья зал

Дымят — полярных.

Ужасные! — Пламень и мрак!

Две черных ямы.

Бессонные мальчишки — так —

В больницах: Мама!

Страх и укор, ах и аминь…

Взмах величавый…

Над каменностию простынь —

Две черных славы.

Так знайте же, что реки — вспять,

Что камни — помнят!

Что уж опять они, опять

В лучах огромных

Встают — два солнца, два жерла,

— Нет, два алмаза! —

Подземной бездны зеркала:

Два смертных глаза.

2 июля 1921

<p>ВЕСТНИКУ</p>

Скрежещут якорные звенья,

Вперед, крылатое жилье!

Покрепче чем благословенье

С тобой — веление мое!

Мужайся, корабельщик юный!

Вперед в лазоревую рожь!

Ты больше нежели Фортуну —

Ты сердце Цезаря везешь!

Смирит лазоревую ярость

Ресниц моих — единый взмах!

Дыханием надут твой парус

И не нуждается в ветрах!

Обветренные руки стиснув,

Слежу. — Не верь глазам! — Все ложь!

Доподлинный и рукописный

Приказ Монархини везешь.

Два слова, звонкие как шпоры,

Две птицы в боевом грому.

То зов мой — тысяча который? —

К единственному одному.

В страну, где солнце правосудья

Одно для нищих и вельмож

— Между рубахою и грудью —

Ты сердце Матери везешь.

3 июля 1921

<p>ГЕОРГИЙ</p>

С. Э.

<p>1. «Ресницы, ресницы…»</p>

Ресницы, ресницы,

Склоненные ниц.

Стыдливостию ресниц

Затменные — солнца в венце стрел!

— Сколь грозен и сколь ясен! —

И плащ его — был — красен,

И конь его — был — бел.

Смущается Всадник,

Гордится конь.

На дохлого гада

Белейший конь

Взирает вполоборота.

В пол-окна широкого

Вслед копью

В пасть красную — дико раздув ноздрю —

Раскосостью огнеокой.

Смущается Всадник,

Снисходит конь.

Издохшего гада

Дрянную кровь

— Янтарную — легким скоком

Минует, — янтарная кровь течет.

Взнесенным копытом застыв — с высот

Лебединого поворота.

Безропотен Всадник,

А конь брезглив.

Гремучего гада

Копьем пронзив —

Сколь скромен и сколь томен!

В ветрах — высок'o — седлецо твое,

Речной осокой — копьецо твое

Вот-вот запоет в восковых перстах

У розовых уст

Под прикрытием стрел

Ресничных,

Вспоет, вскличет.

— О страшная тяжесть

Свершенных дел!

И плащ его красен,

И конь его бел.

Любезного Всадника,

Конь, блюди!

У нежного Всадника

Боль в груди.

Ресницами жемчуг нижет…

Святая иконка — лицо твое,

Закатным лучом — копьецо твое

Из длинных перстов брызжет.

Иль луч пурпуровый

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия