Стихотворения (1924)

Город растет,
                        а в далекой деревне,
в тихой глуши
                        медвежья угла
все еще
               стынет
                            в дикости древней
старый,
              косматый,
                                звериный уклад.
Дико в деревне,
                             и только селькоры,
жизнь
           подставляя
                               смертельным рискам,
смело
            долбят
                         непорядков горы
куцым
           своим
                      карандашным огрызком.
Ходит
           деревнею
                             слух ухатый:
«Ванька — писатель!» —
                                             Банда кулацкая,
камни запрятав,
                            таится у хаты,
бродит,
              зубами
                           по-волчьи лацкает.
В темном лесу
                           настигнут к но́чи…
«Ванька идет!
                         Православные,
                                                     тише!»
Раз топором!
                        А после гогочут:
«Што?
            Теперь,
                           небойсь, не напишет!»
Труден
              и тяжек
                            путь селькора.
Но славят
                  и чтут вас
                                   каждый день
все,
       кто беден,
                          все, кто в горе,
все, кто в обиде,
                             все, кто в нужде!
Враг богат,
                    изворотлив
                                         и ловок,
но не носить нам
                               его оков.
Ваш карандаш
                          вернее винтовок,
бьет
         и пронзает
                             лучше штыков.

НА ПОМОЩЬ

Рабочий!
                Проснись,
                                  вставай
                                                и пройди
вверх
           и вниз по Цветному.
В тебе
            омерзенье
                                и страх родит
этот
        немытый
                         омут.
Смотри и слушай:
                               прогнивший смех,
взгляд
            голодный и острый.
Идут,
          расфуфырясь
                                    в собачий мех,
жены, дочки
                       и сестры.
Не за червонец даже,
                                       за грош
эта
      голодная масса
по подворотням
                            на грязи рогож
распродает
                     свое мясо.
Сюда
          попробуй
                           сунься,
                                        полезь!
Здесь
            бьют
                     пострашнее танков!
Иссушит,
                сгрызет
                               и свалит болезнь
тебя,
         и детей,
                       и правнуков!
Идут —
              накрашены обе щеки —
аллеей
             грязной и торной,
а сбоку
             с червонцами покупщики,
как будто —
                     над падалью вороны.
Я знаю:
              такое
                        не вытравишь враз,
века
         проституток калечат.
Я знаю:
              десятки
                            красивеньких фраз
болезни веков
                          не излечат.
Рабочий,
                нужду
                            учись понимать
не той лишь,
                      с которой венчанный.
Своя ли,
               чужая ль жена
                                          или мать —
рабочий, вниманье женщине!

ПОСМЕЕМСЯ!

СССР!
             Из глоток из всех,
да так,
            чтоб врагу аж смяться,
сегодня
              раструбливай
                                      радостный смех —
нам
       можно теперь посмеяться!
Шипели: «Погибнут
                                  через день, другой,
в крайности —
                          через две недели!»
Мы
       гордо стоим,
                              а они дугой
изгибаются.
                     Ливреи надели.
Бились
             в границы Советской страны:
«Не допустим
                         и к первой годовщине!»
Мы
       гордо стоим,
                              а они —
                                             штаны
в берлинских подвалах чинят.
Ллойд-Джорджи
                             ревели
                                          со своих постов:
«Узурпаторы!
                         Бандиты!
                                          Воришки!»
Мы
       гордо стоим,
                              а они — раз сто
слетали,
               как еловые шишки!
Они
        на наши
                       голодные дни
радовались,
                      пожевывая пончики.
До урожаев
                      мы доживаем,
                                                а они
последние дожевали
                                      мильончики!
Злорадничали:
                          «Коммунистам
                                                    надежды нет:
погибнут
                не в мае, так в июне».
А мы,
          мы — стоим.
                                 Мы — на 7 лет
ближе к мировой коммуне!
Товарищи,
                   во-всю
                                из глоток из всех —
да так, чтоб врагам
                                  аж смяться,
сегодня
              раструбливайте
                                          радостный смех!
Нам
        есть над чем посмеяться!

ФЛАГ