Мышь... покатилася мышь, Эй вы, сони... к тачкам поживее!.
В МАНЕРЕ ПОЛЯ ВЕРЛЕНА То, конечно, свет наделал лунный, Что лицо в полночной маске тонет, И Сатурн, который урну клонит, Ускоряя юных лун кануны. Он романсами без слез пленен, Чей нескладный свеж и нежен лад, Дух мой, блеклый и больной на взгляд. О, их трепет, лепет их и звон! Несомненно, есть у вас прощенье Для обид жестоких и нежданных; Так и я жеманное в румянах Все ж прощаю детству привиденье Я прощаю лживый призрак тот, Потому что он в итоге мне Позабыться в чуть печальном сне Радость, пусть банальную, дает! ПОСЛЕДНЕЕ ИЗЯЩНОЕ ПРАЗДНЕСТВО Расстанемся друг с другом навсегда, Синьоры и прелестнейшие дамы. Долой - слезливые эпиталамы И страсти сдерживавшая узда! Ни вздохов, ни чувствительности ложной! Нам страшно сознавать себя сродни Баранам, на которых в оны дни Напялил ленты стихоплет ничтожный. Жеманясь и касаясь лишь слегка Утех любви, мы были смешноваты. Амур суровый требует расплаты И кто осудит юного божка? Расстанемся же и, забыв о том, Что блеяли недавно по-бараньи, Объявим ревом о своем желанье Отплыть скорей в Гоморру и Содом. Вот и конец наважденью: я - дома! Кто-то мне на ухо шепчет... Нет, Это не явь, а все та же дрема! К счастию, ночь на исходе... Рассвет... САТУРНИЧЕСКАЯ ПОЭМА Право, и дьявол тут мог бы смутиться Я опьянел в этот солнечный день. Что было хуже: сама ли певица Или тупая ее дребедень? Под керосиновой лампой пьянино... Дым, изо всех наползавший углов.., Печень больная была ли причиной, Но я не слышал собственных слов, Все расплывалось в каком-то угаре, Желчь клокотала во мне, как фонтан. О, эти арии в репертуаре Хари, укрытой за слоем румян! После мороженого я скоро Вышел на воздух в открытый сад, Где с меня не сводили взора Три мальчугана с глазами трибад. Эти бездельники за парапетом Станции стали еще наглей. Я заорал на них, но при этом Пепла наелся сигары своей. НА СТАТУЮ ГАНИМЕДА Как, здесь, где я живу в усладе, Забыв тревоги прошлых лет, Ты вновь, и спереди и сзади, Прелестный мальчик, Ганимед! Орел, как будто бы влюбленный, Тебя схватил среди цветов И взносит, мощно окрыленный, К веселой трапезе богов. Туда, за этих гор вершины, За этот сумрачный Ревар, На нас бросая взор орлиный, А на тебя - взор, полный чар. О, мальчик мой, останься с нами! Я так, тебя увидя, рад! Нас поцелуй, утешь словами, Ведь ты - ведь ты наш младший брат! ПЬЕРО Не Пьеро, в траве зеленой, Не Пьеро, в поля влюбленный, Но Пьеро, Пьеро, Пьеро! Он - мальчишка, парень смелый, Без скорлупки плод незрелый, Вот Пьеро, Пьеро, Пьеро! Ростом он не выше метра, В голове - гулянье ветра, Но в глазах сверкает сталь! Как на месте искра эта У проказника поэта, Что не знает про печаль! Губы - алые, как рана, Где разврат уселся рано, Зубы - белые зубцы; И лица овал античный, Бледный, тонкий и привычный Созерцать, смеясь, концы... Тело хило, но не тонко; Голос - как у девы звонкий; Тело мальчика, а смех Головной, как нож тревожит! Существо, что сразу может Опьянить желанья всех! Милый брат, товарищ старый! Будь чертенком, делай чары И в Париже, и в мечтах, И в стране, нам неизвестной! Низкий, гордый, злобный, честный, Будь душою в наших снах! Вырастай - на диво миру, Грусть богатую кубируй, Утрояй веселость ты! Искаженья и прикраса, Символ верный и гримаса Нашей новой простоты! КАПРИЗ Неуловимый маг в иллюзии тумана, Среди тобою созданных фигур, Я не могу узнать тебя, авгур, Но я люблю тебя, правдивый друг обмана! Богач комедии и нищий из романа, То денди чопорный, то юный балагур,
Ты даже прозу бедную одежды От фрака старого до "колеров надежды" Небрежным гением умеешь оживить: Здесь пуговицы нет, зато свободна нить, А там на рукаве в гармонии счастливой Смеется след чернил и плачет след подливы, За ярким натянул ты матовый сапог, А твой изящный бант развязан так красиво, Что, глядя на тебя, сказать бы я не мог, Неуловимый маг, и ложный, но не лживый, Гулять ли вышел ты на розовой заре Иль вешаться идешь на черном фонаре.
Загадкою ты сердце мне тревожишь,
Как вынутый блестящий нож, Но если вещий бред поэтов только ложь,
Ты, не умея лгать, не лгать не можешь. Увив безумием свободное чело, Тверди ж им, что луна детей озябших греет, Что от нее сердцам покинутым тепло, Передавай им ложь про черное крыло,
Что хлороформом смерти нежно веет, Покуда в сердце зуб больной не онемеет... Пой муки их, поэт. Но гордо о своей Молчи, - в ответ, увы! Эльвира засмеется. Пусть сердце ранено, пусть кровью обольется Незримая мишень завистливых друзей
Ты сердца, что любовью к людям бьется, Им не показывай и терпеливо жди:
Пусть смерть одна прочтет его в груди, И белым ангелом в лазурь оно взовьется.
ИЗ КНИГИ