Все девичьи сменив приманки На странные зрачки жестокой куртизанки. ПЛАЧЬ!
Ма туе est morte.
Plourez, mes yeux*.
Старинный поэт XVI века,
чье имя я позабыл. Шпилей безумных кружева Вздымает город острокрыший; Веселый гул летит все выше; Уверенно гудят слова. - К чему веселость мне такая,
Пыль площадная? В полях покой и мир царят, В деревьях щебет голосистый, Равнину белит полдень чистый, И золотит ее закат. - Мне - эта прелесть и свобода
Чужды, природа! Немыми знаками валов И стоном вековой печали Всех нас манят морские дали Мечтателей и моряков. - Но что мне, что в твоем просторе,
Гулкое море? - Ах, волны шумные морей, Равнины в блеске бесконечном, И города в кипенье вечном, Созданье ада, не людей, Вам не поднять моей подружки
С ее подушки!
ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ В Париже пленником, по тысяче причин, Все лето я сижу; я разгоняю сплин Тем, что вблизи меня и что не стоит денег. Вот улица моя, чердак мой (сто ступенек), И уличный спектакль, бесхитростно-простой, Разыгрываемый окрестной беднотой В ее приятельском общенье повседневном, В беззлобном равенстве под гнетом дней плачевных. Вот скверы здесь и там под ветром сентября; Листва оборвана и мечется, паря, В безумной суете, налево и направо, Как стая плоских птиц, зеленых, с цвелью ржавой, Крутясь над группами рабочих под хмельком, Что спорят весело, взбодренные винцом, И вспыхивают вдруг, поняв неверно слово... Я, трубкою дымя, стихи слагаю снова; Средь благодушия сам благодушен я; Чуть ночь, я спать ложусь и, так как суть моя В том, чтоб мечтать, - во сне я о стихах мечтаю, Прекрасных, не таких, что наяву кропаю, О чистых, блещущих, как горный ключ, стихах, Высоких, вдумчивых, без пустозвонства, - ах! Чтоб в них прославил мир меня, совсем иного... Но, пробудись, из них не помню я ни слова! НА СМЕРТЬ