Запели жрецы, распахнулись врата — восхищенныйПал на колени народ:Чудовищный конь[7], с расписной головой, золоченый,В солнечном блеске грядет.Горе тебе, Илион! Многолюдный, могучий, великий,Горе тебе, Илион!Ревом жрецов и народными кликами дикийГолос Кассандры — пророческий вопль — заглушен!22. VII. 16ПОСЛЕДНИЙ ШМЕЛЬ
Черный бархатный шмель, золотое оплечье,Заунывно гудящий певучей струной,Ты зачем залетаешь в жилье человечьеИ как будто тоскуешь со мной?За окном свет и зной, подоконники ярки,Безмятежны и жарки последние дни,Полетай, погуди — и в засохшей татарке,На подушечке красной, усни.Не дано тебе знать человеческой думы,Что давно опустели поля,Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмыйЗолотого сухого шмеля!26 июля 1916МОРФЕЙ
Прекрасен твой венок из огненного мака,Мой Гость таинственный, жилец земного мрака.Как бледен смуглый лик, как долог грустный взор,Глядящий на меня и кротко и в упор,Как страшен смертному безгласый час Морфея![8]Но сказочно цветет, во мраке пламенея,Божественный венок, и к радостной странеУводит он меня, где все доступно мне,Где нет преград земным мои м надеждам вешним,Где снюсь я сам себе далеким и нездешним,Где не дивит ничто — ни даже ласки той,С кем бог нас разделил могильною чертой.26. VII. 22ПУГАЧ
Он сел в глуши, в шатре столетней ели.На яркий свет, сквозь ветви и сучки,С безумным удивлением гляделиСверкающие золотом зрачки.Я выстрелил. Он вздрогнул — и бесшумноСорвался вниз, на мох корней витых.Но и во мху блестят, глядят безумноКруги зрачков лучисто-золотых.Раскинулись изломанные крылья,Но хищный взгляд все так же дик и зол.И сталь когтей с отчаяньем бессильяВонзается в ружейный скользкий ствол.Настанет день — исчезну я…
Настанет день — исчезну я,А в этой комнате пустойВсе то же будет: стол, скамьяДа образ, древний и простой.И так же будет залетатьЦветная бабочка в шелку,Порхать, шуршать и трепетатьПо голубому потолку.И так же будет неба дноСмотреть в открытое окнои море ровной синевойманить в простор пустынный свой.10 августа 1916Ту звезду, что качалася в темной воде…
Ту звезду, что качалася в темной водеПод кривою ракитой в заглохшем саду, —Огонек, до рассвета мерцавшей в пруде, —Я теперь в небесах никогда не найду.В то селенье, где шли молодые года,В старый дом, где я первые песни слагал,Где я счастья и радости в юности ждал,Я теперь не вернусь никогда, никогда.Едем бором, черными лесами…