ЭскамильоЯ их не помню. Я не помню рук,которые с меня срывали платья.А платья — помню. Помню, скольких мукмне стоили забытые объятья,как не пускала мама, как дитятрагически глядело из манежа,как падала, набойками частя,в объятья вечера, и был он свеже —заваренным настоем из дождявчерашнего и липовых липучек,которые пятнали, не щадя,наряд парадный, сексапильный, лучшийи ту скамью, где, истово скребяошметки краски, мокрая, шальная,я говорила: Я люблю тебя.Кому — не помню. Для чего — не знаю.ЛепореллоНи лиц, ни голосов — сплошной пробел.И даже руки начисто забыты.А список — это дело лепорелл, —не Дон-Гуана и не Карменситы, —продукт усердия лукавых слуг,четьи-минеи заспанных лакейских…Что им свеченье анонимных рук,в густых кустах на берегах летейских,что им сиянье безымянных глаз,безумных от желания и риска?Им сторожить коня, кричать "Атас!"да имена придумывать для списка.ИмярекИтак, имена придуманы.Осталось придумать, кемони придуманы, чтобыпридумать имя емуи звать его, и по спискуему диктовать имена,как будто он сам не помнит,кого он и как назвал.ПсевдонимУже при знакомствелюди распадаютсяна две категории.Одни ухмыляются:Четвертый сонВеры Павловой!Другие спрашивают:Вера Павлова —это псевдоним?Первый сонНаводнение.Дневники подмочены.Сама боюсь посмотреть,прошу Мишу.Он разлепляет листок за листком.На каждом — алфавит прописными,как на последней странице Букваря.Олег Ермаков, 1 "В"Там плачетпотерянный ребенок —мое детство.Там плачетрастерянная дева —моя юность.Там плачетистерзанная дура —моя молодость.Они плачут,они думают,что я их забыла.Они не знают,что меня просто-напросток ним не пускают,что я без них,что вместе с нимия плачутут, в будущем.МатвеичРодина прадеда, деда, отца…У реки, опустясь на колени,живую воду пила с лица,целовала свое отраженье.Целую руку твою, рекав верховьях — Чагода, здесь — Чагодоща!..Чиста, холодна, мускулиста рука.Отец зовет меня: Верба, доча,хочешь ухи? — И одну на двоихложку наскоро нам стругает,и за то, что забыла их —ложки — ласково так ругает…Дима Корнилов,мальчик, живущий в палаткена другом берегуМосква-реки— Зачем тебе этот купальник?У тебя же ничего нет!Бабушка. Мама. Тетя.Каждая по три раза —достаточно, чтобы усвоить:все — это грудь. Это груди.И много пришлось сноситьлифчиков, чтобы открылось:тогда у меня все было.Только тогда. А теперь —грудь со звездчатым шрамомда страх за любимых. И только.Миша Камовников или Олег Панфиленко?Диспансеризация.Девочкам раздеться до трусов.Чтобы не стесняться, якосу распустила по плечам.Кожею гусиноюгадкие утята изошли.С талией осиноювдруг ко мне подходит медсестра.Ежусь настороженно.А она, погладив по щеке:— Ты моя хорошая! —с нежною улыбкой говорит.— Хорошая девочка! —волосы поправив на плече,— хорошая девочка! —ноготком коснувшись живота.Препаршивая пора!Переходный возраст перейтипомогла мне медсестра,стройная, как фея из кино.КамошаВ школьной раздевалке красная девицапотеряла сменку — хрустальный лапоть.Память, твоя художественная самодеятельностьзаставляет меня краснеть и плакать.Память, ну что это за любительщина,дилетантщина сентиментальная!Из каких чемоданов вытащеноэто грязное платье бальноес мишурой новогодней, пришитоюнаживую, а вышло — намертво?..Похоже, память, не пережить того,что в твоих чемоданах заперто…ОрфейКуда ты, память, куда тыпрячешь любимых когда-то?Куда ты, агнец-голубчик,одетый в двойной тулупчик, —через какую таможню?Добрая память, можномне, подпоров подкладку,право купить на оглядку?Второй сонМагазин.Покупаю автомобиль и коньки.Расплачиваюсь купюрами,с одной стороны — обычными,а на обороте, на белом —мои стихи от руки.Их принимают без тени сомнения.Но кто поведет машину домой?Появляется Матвеич.Но он не умеет водить.Мама.Но она не умеет.Я тоже не умею, но сажусь за руль:доеду как-нибудь.Еду, как на санках.Благо, все время под горку.ВадикЧто же я знала о любви,когда любви еще не знала?Что в сердце — да, но не в крови(а кровь, тактичная, молчала),что в сердце — не под животом(подружки — скромные девчонки),что вот он входит, а потом…Но удален (обрезки пленки)даже исходный поцелуй.Он только входит — каждый вечер.Как сладко быть ему сестройи засыпать ему навстречу!..ПольПервая строчкападает с неба,как птенец из гнезда.Первая точка —катышек хлеба,кап — на ладонь — вода —пей. Я будутебя выхаживать —топ — спотыкаюсь — топ,буду всюдутебя оглаживать,буду вылизывать, чтобпо законамаэродинамикимой развивался певец,чтоб с балконадокучливой маменькион улетелнаконец.МаратМарат. Народник. Beatles на баяне.Я теоретик. Я ему не пара.Как говорится, слишком много знаюо малом вводном с уменьшенной квинтой,о вертикальном контрапункте Баха,о Шенберге, о Веберне, о Берге.Но ничего не знаю о Марате.И о себе не знаю — а пора бы, —шестнадцать лет. И вот мы на турбазе,и вот мы в темной комнате с Маратомодни. О Шенберг, Шенберг, что мне делать? —Он расстегнул мне ворот олимпийки,за плечи обнял, трогает ключицы,но почему-то на меня не смотрит —что делать, что? И Шенберг надоумил.И я сказала: Тут немного дует.Пойду, — сказала, — форточку закрою. —И — опрометью — вон, к себе, вся — сердце.И — Yesterday за стенкой на баяне.АндрейМы с Андреем катались на лодке.Мы с Андреем приплыли на остров.Мы с Андреем лежали на травке.Мы с Андреем смотрели на небо.Вдруг — лицо его вместо неба,вместо солнца — красные губы.Он завис надо мной, как ястреб,чтобы камнем упасть на жертву.И упал бы, да я увернулась.И скользнул вдоль румянца вприпрыжкуплоским камушком по-над водоюпервый мой поцелуй. Самый первый.Третий сонЯ снимаюсь в фантастическом боевике,мою героиню зовут Клеопатра,моего режиссера как-то односложно — Фосс?Он сам гримирует меня перед съемкой,красит помадой, но не только губы,а и рот внутри, десны, небо,одновременно целуя.И я чувствую во ртуи помаду,и его язык.ИльяЛасково ластясь,по счастью верный товарищ,ластиком — ластик,меня с простыни стираешь,тоже стираясь,крошась, истончаясь с краю.Выгнала. Маюсь.Тебя с простыни стираю.ВалераИсполнил меня, как музыку,и, голый, пошлепал в ванную.Смотрю — из его карманавысовываются мои трусики.Ворье, собираешь коллекцию?Вытащила, заменилапарадными, чтобы миломузапомниться великолепною…Сергей, Артур, Николай, другой СергейСтрасти плавленный сырокмежду ног.Но урок опять не в прок.Как ты могне любя, меня любить,как себя,и собой со мною быть,не любя?Игорь, Юрий, Иван, другой ИгорьВ бассейне,во время сеансадля инвалидов;в поле, в стогу —холодно, колко, банально;в машине,свернув на проселок,да так в нем увязнув,что нужен был трактор;в подъездах, гостиницах,телефонных будках, больницах;на черной лестницестарого театра,делая вид, что не чувствую вони;за пианино,играя Баха,почти не сбиваясь,вздыхая на сильную долю;поставив пластинку —Моцарт, Реквием —вибраторомкустарного производства;на море, в море, у моря, над морем, в море;на веранде детского садикав новогоднюю ночь,простужая придатки —декорации помню.Не помню, про что пьеса.Не помню свою роль.А казалась — коронной.Этот, как его…ты возбуждаешь менякак уголовное делоты оставляешь менякак бездыханное телоты забываешь менякак роковую уликуты причисляешь меняк безликому ликуженщинЧетвертый сонЕсли включить мою книгу в сеть,в ней появляются движущиеся черные фигурки.Включаем, листаем ее вместе с Лизой.Фигурки бегут по страницам.Вдруг — голубой огонь по проводу.И книга перегорает.МихаилСлезами себя смываюс лица земли.Ложатся на дно, пылаютмосты-корабли.И — на воду пеплом — усталость.И гнет пустоты.И что от меня осталось?Остался ты.Александр, более известный как ШаброльТы не забыт —ты притворяешься мною забытым.Так — бандит,заведомо многосерийный, — убитым.Так замирают,чтобы гадюка не укусила, —замираешь,вжимаешься в память,сливаешься с нею по цвету —столько уловоктолько затем,чтобы ятебяне забыла.АлексейКак бы уплотнения в груди,узелки из нежности и боли…Так что, уходи — не уходи,из моей груди уйти не волентот, кто не забудет обо мне,так как знал мое лицо без платья…А когда я уплотнюсь вполне,мне даруют право на бесплотье.Ростислав НиколаевичВ бесцветной больничной палате,теряя сознанье от боли…Последнего выдоха хватитна пару имен, не более,чьи гласные выберут связки,согласные — небо и губы.Задуманные так ласково,они прозвучат так грубо,что будет казаться отрадным,что будет удачей казаться,что нет никого рядом,что некому отозваться.О. АлексейНельзя лихоть немного бесконечней?Хоть капелькубездонней,хоть чуть-чутьбессмертней?Чтоб маленькозвездней, млечнейстал темный,трудный,долгий,страшныйпуть —нельзя?Пятый сонПолный рот битого стекла.Вынимаю окровавленными пальцами.Глотаю.МишаНарицательные становятся собственнымиСобственные — моими собственнымиИ я, прижимаясь к дереву,именуюсь Миссис ЯсеньИ я, выжимая волосы,именуюсь Миссис ЛивеньВдыхая во все легкие —Миссис Осень и Мисс МирТот же самый ПольТоска по ушедшим навекине растворяется слезами,не сгорает в огне страсти,не заглушается смехом, —она всегда под рукой,прижатой к щеке. Если что-тои служит залогом бессмертья,то это бессмертье тоскипо тем, кто уходит навеки.ВитюшаТоской по ушедшим навекинавеки приспущены веки,на кончике каждой ресницыдрожащею радугой — лица,которые не увижу,которые вижу все ближе,которые слиты со мноюслезоюмоеюодною.Борячисло прожитых летсравнялось с числом позвонков —и позвоночник утратил гибкостьчисло любимых друзейсравнялось с числом ресниц —и стали редеть ресницыактивный словарный запас —с числом волосков и волоси сразу заметно седаяШестой сонЯ школьница.Алгебра.Заданье —умножить слово на словов столбик.Решаю всю ночь.Почти решила.Пастернак, Лермонтов, Данте, Н.Д.Мишин,учитель по физике (очень плохой)х = свету = пламях — у = "свет без пламени" (Фавор)у — х = адх + у = "Из пламя и света" (Слово. Вселенная.)х · у = божественная любовьх: у = земная любовьх в степени у = Эмпиреиу в степени х = Dies iraeСедьмой сонВсенародные торжества на стадионепо случаю 60-летия Олега Табакова.Сижу в первом рядуи повторяю свою речь:От лица эротических поэтессзаявляю, что вы красивый.Но выйти на трибуну не успеваю —начинается война.Роберт РэдфордНикогда не жила на острове.Никогда не каталась верхом,на яхте, на аэроплане.На мотоцикле,прижимаясь щекой к спине.Никогда не летала в космос.Никогда не полечу.Юнги стали сны воспоминаньямивоспоминанья стали снамите и другие предсказаньямите и другие письменамиразборчивыми и нелепымиблаговестителями тайныи лотерейными билетамине на Ковчег но на ТитаникФедорсердце нежность взбивает в сливкисердце в масло сбивает утратыстирая черты превращает в ликилица нежно любимых когда-тосводя упрощеньем к единому ликуа тот уменьшением к точке уходак единому слову единому мигуаккорды к открытой струне монохордаP.S.Хотела за здравие,а вышло как всегда.Былое буравила,думала, там вода —нашла, да соленую(Лотихе мой привет),и выпила оную,раз уж другой нет.