Стихотворения

Жеоды с аметистовыми друзами; пещеры:
По стенам охристые кони или киноварные быки;
Провалы в памяти, хранящие сырьё для сновидений;
Космические дыры, переполненные веществом —
Как много предстоит открытий
Пустот в пределах мироздания
До сотворения
Последней (Дня восьмого?) абсолютной пустоты?

Но прорываются и иные голоса: пронзительные, живые, узнаваемые. Голоса ветра и воды, листьев и трав, зверей и птиц. Кошек. Людей. Всё в целом это сродни ренессансной полифонии, часто, кстати, восьмиголосной.

Под сенью генеалогического древа
Растений (Оное подобно
Раскидистому дубу – одному из малых
Отростков эволюционной ветви
Двудольных.) гнус толчётся, птица
Гнездится, выживает зверь,
И дровосек
Не расстается с топором.

Они говорят (вполголоса) о любви:

Сомкнула веки. Не вступать, а погружаться
В сокрытый ими сад…

Они пытаются молчать о боли:

Дорога, как сплющенный ствол березы
Местами как раздавленная сорока…

Они немеют при встрече со Злом:

Не соблазниться ли
Не лживить пыточного слова – не
Упорствовать, не принимая
Мгновение за единицу страха,
А плоть за паузу в небытии…

Они взывают к Богу:

Бежать вражды и лжи,
Бежать грехов гордыни и суда,
Чтоб наизнанку, словно рукавицу
Темницу вывернув, припасть к стопам Того,
Чей храм сердца людей.

В таком мире немыслима не то что литературная игра или формальный эксперимент, в нем непредставим любой разговор, кроме разговора о природе вещей. Сосредоточенное вслушивание, всматривание, внедрение в круговорот бытия, попытка его описания, структурирования и расшифровки; мистическое переживание его бесконечности, величия и непознаваемости. О таких предметах просто говорить невозможно. Разум изнемогает в постижении разворачивающейся картины, язык немеет в передаче открывшегося:

А что как нет иного, кроме мира
Искомых
И неизвестных?.. Или
Кегль знамений
Днесь бесконечно мельче пункта? Или
Не ввязываться в диспут
О вероятности начала
При неизбежности (Нет или несть?) конца?

Но принципиально и то, что этот мир остается миром поэзии, не оставляя ее ради философии или богословия. По-русски в таком ключе уже когда-то было написано несколько строк о небесном содрогании, ангельском полете, перемещении морских гигантов, прорастании побегов. Теперь об этом написана целая большая книга. Осталось только ее прочесть…

Разгадывая: человек ли тень природы,
Природа ли испод подобия Творца?

Сергей Завьялов

Ираиде посвящается

Кн. 1 1950–1970-е

«Боковитые зёрна премудрости…»

Боковитые зёрна премудрости,
Изначальную форму пространства,
Всероссийскую святость и смутность
И болот журавлиную пряность
Отыскивать в осенней рукописи,
Где следы оставила слякоть,
Где листы, словно платья луковицы,
Слёзы прячут в складках.

1957

«Тёрлось тельце телка…»

Тёрлось тельце телка
Об устойчивые стены стойла.
Нос коровий тельца толкал,
Выводил на пустырь просторный.
Теленок вышел из коровника,
Стадности не стыдясь, пересёк пустырь
И нежился в поле пестрым курортником,
Жил, пережевывая стебли и лепестки.

1958

«Зверь барахтается бархатной пловчихой…»