Июльское солнце печёт и нежится,Следя за суетой тревог,Как пыльным облаком беженцыКатятся лентой дорог.День разгорится и будет, будетЖечь и пылить земную грудь,А сейчас уходят и уходят людиВ пристально стелющейся путь.А за ними, как праздник, в лентах и ризеВзором ясным и кротким следишь,Как следила шаги многих сотен дивизийТвою колыхавших тишь.И звенели глухо шпоры и саблиЗвон рассыпался, как кокетливый смехБудто хрупкие пальцы, зяблиВётлы, обступившие бег твоих рек.Шли, и задушенный, ржавыйЛязг раскуёт железные кольцаВидишь сердце сгорело ВаршавыГорячей слезой добровольца.Чёрной птицей год пролетел, как нагрянул,Полями Польши дымится кровь,Только сковано сердце в оковах тумана,Только мукою сдвинута бровь.Будет, будет… И где быВздох сражений пронёсся, — собираются всеПод палящие взоры июльского небаГромоздить телегами и говором шоссе.
июль 1915
Бельгии
Владиславу Ходасевичу
Словно тушью очерчены пальцы каналов,Ночь — суконная, серая гладь без конца,Здесь усталое сердце в тревогах устало,Соскользнула спокойно улыбка с лица.Чёрный город заснул безмятежной гравюройНа страницах раскрытых и брошенных книг,И уходят, уходят задумчиво хмуроЗа таящимся мигом таящийся миг.Спи, последняя ночь! Эти хрупкие пальцыТак пронзительно в плечи земные вплелись,Эти чуткие дети, минуты страдальцыНавсегда в этот серый покой облеклись.И для вечного сна пусть построят легендыКак ажурные башни суровых дворцов,И стихи заплетутся в нарядные ленты,Зазвенят, как набор золотых бубенцов.Но сегодня, как завтра, сражённый не болен…Эта кровь, эти пятна не брызги же ран,А просыпанный звон из твоих колоколен,Как кровавые маки, в бесцветный туман.Спи последняя ночь! И не будет двух Бельгий,Сон колышат раскаты грохочущих битв.Этот месяц и год! Даже в детской постельке,Как узор, были вытканы слёзы молитв.
октябрь 1915, Москва
Сегодняшнее
Маме
Кто-то нашёптывал шелестом мукЦелый вечер об израненном сыне,В струнах тугих и заломленных рукНебосвод колебался, бесшумный и синий.Октябрьских сумерек, заплаканных трауромСлеза по седому лицу сбегала,А на гудящих рельсах с утра «ура»Гремело в стеклянных ушах вокзалов.Сердце изранил растущий топотГде-то прошедших вдали эскадронов,И наскоро рваные раны заштопатьЧугунным лязгом хотелось вагонам.Костлявые пальцы в кровавом пожаре вотВырвутся молить: помогите, спасите,Ведь короной кровавого зареваПовисло суровое небо событий.Тучи, как вены, налитые кровью,Просочились сквозь пламя наружу,И не могут проплакать про долю вдовьюВ самые уши октябрьской стужи.