Все гудел этот шмель, все висел у земли на краю,Улетать не хотел, рыжеватый, ко мне прицепился,Как полковник на пляже, всю жизнь рассказавший своюЗа двенадцать минут; впрочем, я бы и в три уложился.Немигающий зной и волны жутковатый оскал.При безветрии полном такие прыжки и накаты!Он в писательский дом по горящей путевке попалИ скучал в нем, и шмель к простыне прилипал полосатой.О Москве. О жене. Почему-то еще Иссык-КульРаза три вспоминал, как бинокль потерял на турбазе.Захоти о себе рассказать я, не знаю, смогу ль,Никогда не умел, закруглялся на первой же фразе.Ну, лети, и пыльцы на руке моей, кажется, нет.Одиночество в райских приморских краях нестерпимо.Два-три горьких признанья да несколько точных замет –Вот и все, да струя голубого табачного дыма.Биография, что это? Яркого моря лоскут?Заблудившийся шмель? Или памяти старой запасы?Что сказать мне ему? Потерпи, не печалься, вернут,Пыль стерев рукавом, твой военный билет синеглазый.
ДОЖДЬ
Я помню дождь и помню, как мы спалиПод шум дождя; в раю, увы, едва лиБывает дождь; дожди у нас вездеИдут весной; я вспомню о дожде.Я вспомню, как он в окна наши бился,Какой мне сон тогда счастливый снился,Как просыпался я — и на моейРуке дремала ты, как воробей.Как он ходил, как бегал он по жести!Как нам жилось легко и чудно вместе!Смешливый дождь, рыдающий взахлеб!Всемирный нам не страшен был потоп.Кто виноват, что выпал век суровый?Я вспомню дождь, весенний дождь кленовыйИ тополиный, клейкий, в золотыхРазводах, дождь — усладу для живых.Блаженный дождь; в аду, увы, едва лиБывает дождь; куда бы ни попалиМы после смерти, будет как зимой:Звук отменен, завален тишиной.Засыпан вечным снегом или зноем.Я вспомню дождь с его звучащим строем,Высоким, струнным, влажным, затяжнымИ милосердным, выстраданным им.