Стихотворения и переводы

Все это время, бурное и сложное, не оставлявшее и часа для систематических занятий писательским трудом, он не порывает связей с литературной жизнью революционного Петрограда. Город голодал, мерз, терпел жестокую нужду буквально во всем. Не было хлеба, одежды, дров, не хватало электричества. Литературная жизнь, однако, не замирала. Наоборот, она была на редкость интенсивной и разнообразной. Правда, не было бумаги, простаивали типографии, выход книги становился событием хотя бы уже потому, что она сумела выйти. По рекомендации Горького Вс. Рождественский поселился в «Доме искусств» — своеобразной бытовой коммуне многих работников культуры Петрограда. Этот большой дом, бывший особняк Елисеевых, подробно и красочно описала в своем романе «Сумасшедший корабль» Ольга Форш. В «Доме искусств» оказалась едва ли не вся молодая советская литература тех лет. Здесь можно было увидеть «серапионовых братьев», Н. Тихонова, еще не снявшего длиннополой кавалерийской шинели, Вс. Иванова, приехавшего из партизанской Сибири, М. Зощенко, В. Каверина, М. Шагинян, А. Грина, О. Мандельштама, А. Чапыгина, В. Шкловского, — впрочем, список «жильцов» мог бы быть очень длинным. Вс. Рождественского судьба свела в одной комнате с Николаем Тихоновым. Их дружбе с тех пор предстояло длиться десятилетия. Н. Тихонов читал тогда своему соседу «Орду» — стихи, исполненные силы, мужества и романтики. У Вс. Рождественского стихи в ту пору были иными, но язык революционной эпохи обоим поэтам был одинаково внятен и близок.

Вс. Рождественский по природе своего таланта и мироощущения был романтиком в не меньшей степени, чем Николай Тихонов, но отношение к «ремеслу» у них было разным. Достаточно сказать, что именно в эту пору, в 1920 году, Вс. Рождественский вступил в «Цех поэтов» — цитадель акмеизма. «Цех» имел строгий устав. Он состоял, подобно средневековым цеховым организациям, из «мастеров» и «подмастерьев». Будучи новичком, Вс. Рождественский был зачислен в «подмастерья». Согласно правилам, члены «Цеха» не должны были печатать произведения без предварительного обсуждения и одобрения его участников. Они стояли за независимость искусства от действительности, за его автономность и элитарность. Вступление Вс. Рождественского, красного командира, человека, связанного с революционной действительностью более чем тесными узами борьбы и долга, в эту элитарную группу кажется тем более удивительным, если вспомнить его открытое преклонение перед Блоком — противником акмеизма.

Впрочем, судя по всему, в «Цехе поэтов» к Вс. Рождественскому отнеслись если не несерьезно, то по крайней мере недоброжелательно. Его стихи, выполненные по канонам акмеизма, оценивались неодобрительно. Что касается Блока, то он отнесся к стихам сборника Вс. Рождественского «Лето» со спокойной доброжелательностью[11].

Полуотрицательное отношение «мастеров» «Цеха» к стихам своего «подмастерья» объяснялось, надо полагать, не столько самими стихами, вполне профессиональными и соответствовавшими, как сказано, и духу и канонам школы, сколько иными мотивами. Не исключено, что в «подмастерье» ощущалось иное, чуждое социальное начало — демократическое, даже «красное».

Отношение Вс. Рождественского к акмеистам, точнее сказать, творческое взаимодействие с их художественными принципами и заветами — вопрос не простой.

На протяжении своей долгой жизни он сохранил уважительное отношение к определенным сторонам и завоеваниям акмеистического искусства: высоко ценил точность и конкретность поэтического слова, твердую материальность уверенного штриха, стереоскопичность изображения, звучность и полновесность той действительности, которая пусть краем, не полностью, но попадала в поле их зрения. В стихах акмеистов его привлекала также яркая чувственность в изображении многоликого и праздничного бытия, экзотическая красочность сюжетов и неизменно волевой, мажорный, «киплинговский» напор, звучавший в интонации «конквистадорских» поэтических новелл, столь излюбленных метром группы. Кроме того, среди акмеистов были разные люди; группа, при всех своих заявлениях, которые должны были свидетельствовать единство, была на самом деле крайне неоднородной: достаточно вспомнить Ахматову, Мандельштама, Лозинского… У каждого из них молодому «подмастерью» было чему учиться.

Но здесь надо также учитывать по крайней мере два-три важных обстоятельства, касающихся природы поэтического таланта Вс. Рождественского и его личности.