Стихотворения и поэмы

В большом полукружии горных пород,
           Где, темные ноги разув,
В лазурную чашу сияющих вод
           Спускается сонный Гурзуф,
Где скалы, вступая в зеркальный затон,
           Стоят по колено в воде,
Где море поет, подперев небосклон,
           И зеркалом служит звезде,—
Лишь здесь я познал превосходство морей
           Над нашею тесной землей,
Услышал медлительный ход кораблей
           И отзвук равнины морской.
Есть таинство отзвуков. Может быть, нас
           Затем и волнует оно,
Что каждое сердце предчувствует час,
           Когда оно канет на дно.

О, что бы я только не отдал взамен
           За то, чтобы даль донесла
И стон Персефоны, и пенье сирен,
           И звон боевого весла!

1949

СВЕТЛЯКИ

Слова — как светляки с большими фонарями.
Пока рассеян ты и не всмотрелся в мрак,
Ничтожно и темно их девственное пламя
И неприметен их одушевленный прах.

Но ты взгляни на них весною в южном Сочи,

Где олеандры спят в торжественном цвету,
Где море светляков горит над бездной ночи
И волны в берег бьют, рыдая на лету.

Сливая целый мир в единственном дыханье,

Там из-под ног твоих земной уходит шар,
И уж не их огни твердят о мирозданье,

Но отдаленных гроз колеблется пожар.

Дыхание фанфар и бубнов незнакомых

Там медленно гудит и бродит в вышине.
Что жалкие слова? Подобье насекомых!
И всё же эта тварь была послушна мне.

1949

БАШНЯ ГРЕМИ [44]

Ух, башня проклятая! Сто ступеней!
Соратник огню и железу,
По выступам ста треугольных камней
Под самое небо я лезу.

Винтом извивается башенный ход,

Отверстье, пробитое в камне.
Сорвись-ка! Никто и костей не найдет.
Вгрызается в сердце тоска мне.

А следом за мною, в холодном поту,

Как я, распростершие руки,
Какие-то люди ползут в высоту,
Таща самопалы и луки.

О черные стены бряцает кинжал,

На шлемах сияние брезжит.
Доносится снизу, заполнив провал,
Кольчуг несмолкаемый скрежет.

А там, в подземелье соборных руин,

Где царская скрыта гробница,
Леван-полководец, Леван-властелин [45]
Из каменной ниши стучится:

«Вперед, кахетинцы, питомцы орлов!

Да здравствует родина наша!
Вовеки не сгинет отеческий кров
Под черной пятой кизилбаша!»[46]

И мы на последнюю всходим ступень,

И солнце ударило в очи,

И в сердце ворвался стремительный день
Всей силой своих полномочий.

В парче винограда, в живом янтаре,

Где дуб переплелся с гранатом,
Кахетия пела, гордясь в октябре
Своим урожаем богатым.

Как пламя, в марани [47]

струилось вино,Веселье лилось из давилен
И был кизилбаш, позабытый давно,
Пред этой страною бессилен.

И реял над нею свободный орлан,

Вздувающий перья на шлеме,
И так же, как некогда витязь Леван,
Стерег опустевшую Греми.

1950

СТАРАЯ СКАЗКА