Свеча догорает. Я знаю.Над нами – бездонное море…Какая дремучая тишь!..Усни: к несравненному раюСвела ты старинное гореДуши моей терпкой… Ты спишь?А в горном собратстве на стражеЛуной Тарахташ серебрится;И в лунную кроясь фату,Над сонмом склонившихся кряжейСозвездья стоят, как божница, —Торжественный зов в высоту.О нет, высота не сурова, —Там молятся о человеке…Ты дремлешь? ты слышишь меня?– Не вздох, не ответ: полуслово…Рука недвижима; лишь векиРаскрылись, дремоту гоня.Всё глубже, – как в омуты; словноВ колодцы и шахты вселенной…Как сладок и жгуч этот страх!Да канет же сердце безмолвноВ ущерб глубины довременной,В ещё не рожденных мирах.Природа с такими очамиЗачатье у райского древаОт духа высот приняла…Дитя моё! девочка в храмеС глазами праматери Евы,Ещё не постигшими зла!Свеча догорела. Над КрымомЮпитер плывёт лучезарно,Наполненный белым огнём…Да будет же Девой хранимымТвой сон на рассвете янтарномДля радости будущим днём.
14
Я любил эти детские губы,Яркость речи и мягкость лица:С непонятною нежностью любятТак березу в саду у отца.Её легкая мудрость училаМою тёмную, тяжкую кровь,Ибо если вся жизнь есть точило,То вино – это только любовь.Лишь порой этот ласковый говорОтходил, замерев как волна,Обнажая для солнца другогоСкорбный камень пустынного дна.Сквозь беседы веранд многолюдныхВспоминал я заброшенный путьК ледникам, незабвенным и скудным,Где от снежных ветров – не вздохнуть,Где встречал я на узкой дорогеБелый призрак себя самого,Небывало бесстрастный и строгий,Прокаливший до тла естество…И над срывами чистого фирна,В негасимых лучах, в вышине,Белый конус святыни всемирнойПроплывал в ослепительном сне.Его холод ознобом и жаромСотрясал, как ударом, мой дух,Говоря, что к духовным СтожарамУзкий путь не назначен для двух.И тогда, в молчаливом терпенье,Ничего не узнав, не поняв,Подходила она – утвержденьеВековых человеческих прав.И так сумрачно было, так странноСлушать голос, родной как сестра,Звавший вновь осушать невозбранноКубок радостной тьмы до утра.