Читаем Стихотворения и поэмы полностью

Стихотворения и поэмы

<71> Некто вернувшийся из тех мест, где стихи запоминают наизусть, принес две неизвестно кем сочиненные строфы и маловероятную новеллу, которую я не стану пересказывать.

<…>
Текст

I

Как копытца, топочут сапожки,Как бубенчик, звенят сережки,В светлых локонах злые рожки,Окаянной пляской пьянаСловно с вазы чернофигурной,Прибежала к волне лазурнойТак [нарядно] парадно обнажена.

II

А за ней в шинели и в каске[81][Ты – царевич из древней сказки,Ты – солдатик из детской сказки]Прибежавший сюда без маски,Что тебя сегодня томит?Столько горечи в каждом слове,[Честный друг ты и раб любови]Столько срама в твоей любови.И зачем эта струйка кровиБередит лепесток ланит?

Дальше будто бы была еще одна строфа – совершенно волшебная, но полусмытая океанской водой, попавшей в бутылку, в которой якобы приплыла рукопись поэмы.

(Рукопись в бутылке! – пошловато. Ну, ничего! – В крайнем случае сойдет[82]).

Куриозно, что за границей не поверили, что поэма – моя. Вероятно, Фил<иппов> приводит показания Ч<апского> <крестного> о том, что я читала ее в Ташкенте.

* * *

<72> <…> X) Откуда-то выпала бумажка и на ней: («РЕШКА») Va.

И особенно если снитсяТо, что с нами должно случиться:Смерть повсюду – город в огнеИ Ташкент в цвету подвенечном…Скоро там о верном и вечномВетр азийский расскажет мне.

И еще: (Из «Эпилога»)

Все, что сказано в первой частиО любви, измене и страстиПревратилось сегодня в прах.И стоит мой город зашитый…Тяжелы надгробные плитыНа бессонных его очах.

XI) СЕДЬМАЯ – Ленинградская симфония Шостаковича. Первая часть этой симфонии вывезена автором на самолете из осажденного города (1 октября 1941).

МАРИНА ЦВЕТАЕВА – АННЕ АХМАТОВОЙ

Москва, 26-го русского апреля 1921 г.

Дорогая Анна Андреевна!

Так много нужно сказать – и так мало времени! Спасибо за очередное счастье в моей жизни —. Не расстаюсь, и Аля не расстается. Посылаю Вам обе книжечки, надпишите.

Не думайте, что я ищу автографов, – сколько надписанных книг я раздарила! – ничего не ценю и ничего не храню, а Ваши книжечки в гроб возьму – под подушку!

Еще просьба: если Алконост возьмет моего «Красного Коня» (посвящается Вам) – и мне нельзя будет самой держать корректуру, – сделайте это за меня, верю в Вашу точность.

Вещь совсем маленькая, это у Вас не отнимет времени.

Готовлю еще книжечку: «Современникам» – стихи Вам, Блоку и Волконскому. Всего двадцать четыре стихотворения. Среди написанных Вам есть для Вас новые.

Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и высОко от Вас! – Если были бы журналы, какую бы я статью о Вас написала – Журналы – статью – смеюсь! – Небесный пожар!

Вы мой самый любимый поэт, я когда-то – давным-давно – лет шесть тому назад – видела Вас во сне, – Вашу будущую книгу: темно-зеленую, сафьяновую, с серебром – «Словеса злотые», – какое-то древнее колдовство, вроде молитвы (вернее – обратное!) – и – проснувшись – я знала, что Вы ее напишете.

Мне так жалко, что все это только слова – любовь – я так не могу, я бы хотела настоящего костра, на котором бы меня сожгли.

Я понимаю каждое Ваше слово: весь полет, всю тяжесть. «И шпор твоих легонький звон», – это нежнее всего, что сказано о любви.

И это внезапное – дико встающее – зрительно дикое «ярославец». – Какая Русь!

Напишу Вам о книге еще.

Как я рада им всем трем – таким беззащитным и маленьким! Четки – Белая стая – Подорожник. Какая легкая ноша – с собой! Почти что горстка пепла.

Пусть Блок (если он повезет рукопись) покажет Вам моего Красного Коня. (Красный, как на иконах). – И непременно напишите мне, – больше, чем тогда! Я ненасытна на Вашу душу и буквы.

Целую Вас нежно, моя страстнейшая мечта – поехать в Петербург. Пишите о своих ближайших судьбах, – где будете летом, и все.

Ваши оба письмеца ко мне и к Але – всегда со мной.

М.Ц.