Стихотворения и поэмы

Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели.

Так же колокол ровно бил,

Затихая у барабана…
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.

Красота революционного братства, солидарности, единства проникает в пейзаж, обстоятельства, окрашивает детали, поэтический язык. Призрачный свет звезды, глядящей «из-под дымных облаков», — поэтическая увертюра стихотворения «В разведке». Устойчивую атмосферу прекрасного обогащает в «Гренаде» песенка — «Гренада, Гренада, Гренада моя». В ней поет душа самого героя. Светлый, грустный, задумчивый мотив этот — словно лирический аккомпанемент к событиям.

Светлов сдержанно, скупо очерчивает земное обличье и дело своих героев, ограничивая «прожиточный минимум» конкретности в романтическом образе. Но эта конкретность работает на романтику, — создавая контраст, становясь знаком чувств поэта. Так, например, сквозь прозрачную канву житейской ситуации в «Рабфаковке» просвечивает чувство нежной любви поэта к героине, трогательной, родственной заботы («ты склонилась, сестры родней, над исписанною тетрадкой»), а «серенькое платье», «ремешок», «лампадка», конечно, не только конкретные штрихи обстановки или облика героини, а знак ее чистоты, скромности, — то же выражение авторской любви к ней. Эмоциональная емкость образа станет постоянным признаком поэзии Светлова.

Высокий строй души у героев Светлова, рожденных революцией, сочетается с сердечной непосредственностью: автор поэтизирует думы и речи простого человека. Устами рассказчика образ героя передается во всей его естественной прелести:

— Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь —
Гренадская волость
В Испании есть!

Наивность и простота хлопца очень поэтичны; его мечтательность, романтический склад души столь убедительны именно благодаря подчеркнутому простодушию характера. Поэт рисует даже героический момент смерти очень неторжественно и, — как вспоминает рассказчик «Гренады», — «незаметно».

Тот же наивно-романтический характер у героя стихотворения «В разведке»:

Наши кони шли понуро,
Слабо чуя повода.
Я сказал ему: — Меркурий
Называется звезда.

Перед боем больно тускло

Свет свой синий звезды льют…
И спросил он:
— А по-русски
Как Меркурия зовут?

Неожиданный и никак, казалось бы, не связанный с предыдущим разговор о Меркурии — свидетельство той же мечтательности, высокой, но неумело, простодушно выражаемой настроенности совсем простых людей, счастливых и гордых своим жребием защитников революции. Естественно, словно так только и можно сказать, соединяют герои понятия высокие с обиходными: «Гренадская волость» — совсем как дома у хлопца. Столь же органична в устах разведчика реплика: синий свет далекой звезды льется «больно тускло».

Многие «красивые» обороты речи, реплики в духе старинных романсов, звучат без натяжки именно у таких трогательно наивных героев («Ах, песенку эту…», «Красивое имя, высокая честь…», «Приговор прозвучал, мандолина поет…», «Двух бокалов влюбленный звон…», «Ах, это, поверьте…» и многое другое).

Светлов — а это под силу только большому художнику — не только обезвредил банальность запетых романсных интонаций, но и вернул им свежесть и искренность. Эти странные, неожиданные сочетания обостряют, усиливают художественный эффект.

Юмор, смягчающий «красивость» старинных образов, рыцарских жестов, бережно доносит любовь поэта к героям, красоту и правду их зачарованных революцией душ.

Романтическая поэзия Светлова наиболее близко соприкасается с творчеством Багрицкого и Тихонова, хотя это поэтическое братство никогда не было скреплено общей программой или группой.

Признание Тихонова — «Дважды было рожденье мое на суровой и нежной земле…» — в равной мере относится ко всем троим: поэзия и Тихонова, и Багрицкого, и Светлова выросла на революционной почве гражданской войны, вобрала опыт поколения ее бойцов.

Равнение на этот исторический ориентир сказывается и в принципиальной общности сюжетов. Они не только крупномасштабны (как это было в пролетарской поэзии 1918–1921 годов), — масштабность соединяется с локальностью. Все три поэта соотносят образы революционных далей и просторов со штурмом Перекопа или борьбой Красной Армии против Махно, сближая огромный мир и образ солдата-конника, разведчика.

Светловские герои сражаются в степях Украины и на грандиозном фронте борьбы за человечность.

Еще более разительный контраст — в поэзии Багрицкого: здесь подчеркнут космический размер просторов вселенной — и в то же время этот мир очерчен даже интимно, в нем человеку легко, просто и хорошо: