Сжав тросы в гигантской руке,Спросонок, нечесаный, сиплый,Весь город из вымысла выплылИ вымыслом рвется к реке.И ужас на клоунски жалостных,Простуженных лицах, и серость,И стены, и краска сбежала с них —И надвое время расселось.И словно на тысячах лицПосмертные маски империи,И словно гусиные перьяВ пергамент реляций впились.И в куцей шинели, без имени,Безумец, как в пушкинской ночи,Еще заклинает: «Срази меня,Залей, если смеешь и хочешь!»Я выстоял. Жег меня тиф,Теплушек баюкали нары.Но вырос я сверх ординара,Сто лет в один год отхватив.Вода хоть два века бежала бы,Вела бы в дознанье жестокомПодвалов сиротские жалобыПо гнилистым руслам и стокам.И вот она хлещет! СмотриТы, всадник, швырнувший поводья:Лачуги. Костры. Половодья.Стропила. Заря. Пустыри.Полнеба — рассветное зарево.Полмира — в лесах и стропилах.Не путай меня, не оспаривай —Не ты поднимал и рубил их.А если, а если к трудуТы рвешься из далей бесплотных —Дай руку товарищу, плотник!Тебя я на верфь приведу.<1961>